Алексей и Ольга Ракитины - Маятник

– А он что, пешком был, не на извозчике?

– На извозчике он не часто приезжает. К нам подъезд неудобный. Чаще всего Миронович пешком от остановки конки ходит, – продолжал отвечать младший дворник, – Иногда, правда, на своем шарабане ездит. Он тут у нас, во дворе в каретном сарае обычно стоит. Но вчерась господин Миронович был пешком- это точно.

– Ты его хорошенько разглядел? – Иванов повернулся к дворнику всем телом.

– Да как сказать «хорошенько»? Темно уж было, а у нас фонарь перед подъездом когда зажигается, светит входящему в спину, лица не особенно видно.

– Так что, ты не уверен? Может и не он был?

– Почему не уверен? Уверен. Вроде он. По всему, по фигуре, по одежде…

– А ворота на ночь закрываете? – неожиданно спросил Гаевский.

– Конечно-с, как же без этого? Никто не войдет с улицы, пока мы засов не отопрем.

– А выйти со двора можно?

– Вообще-то да. И выйти, и даже выехать. Потому что изнутри и в воротах и в калитке есть крюк, который любой выходящий может открыть.

– Ну-ка, пошли, покажешь где шарабан Мироновича стоит! – скомандовал сыскной агент.

В сопровождении обоих дворников полицейские вышли во двор, подошли к большому квадратному каретному сараю. Из четырёх больших двустворчатых дверей лишь одна закрывалась новым навесным замком; перед ней-то дворники и остановились. Иванов подошел, неизвестно зачем подёргал его за дужку, хотя и так было ясно, что замок исправен.

– Открывай! – коротко скомандовал он.

– Никак нельзя-с, – с достоинством ответил Шишкин, – Без ведома хозяина открыть не имею права. Вот кабы разрешение…

Иванов только плечом повёл:

– Открывай, говорю!

Дворники стояли не шелохнувшись.

– Шишкин, ты откуда родом? – поинтересовался Иванов.

– Люберецкие мы, из Подмосковья.

– Я тебе обещаю, что отселю тебя из Питера в двадцать четыре часа в административную ссылку, – спокойно проговорил Иванов, – И не в Люберцы, и даже не в Олонец, а… знаешь куда?

Дворники молчали. Иванов, казавшийся до того расслабленным и похожим на ленивого толстого кота, вдруг стремительно и с неожиданной силой ударил старшего дворника ладонью в ухо, да так, что опрокинул здоровенного мужика на четвереньки. Шишкин только охнул да схватился обеими руками за повреждённое ухо.

– Ты, Шишкин, кому чинишь помеху? Агенту сыскной полиции при исполнении им служебных обязанностей… Я ж тебя, дурака, в порошок сотру.

Обернувшись ко второму дворнику, немо наблюдавшему за происходившим, Иванов негромко скомандовал:

– Эй, ты, живо тащи ключи!

Повторять более не пришлось. Через минуту дверь была открыта. Гаевский и Иванов внимательно осмотрели лёгкую одноосную коляску, стоявшую внутри, развешенные в разных местах элементы упряжи, разложенный на большом столе слесарный инструмент. В принципе, ничего подозрительного сыщики не нашли, по-настоящему их заинтересовали только двери. Недавно смазанные петли позволяли массивным створкам двигаться абсолютно беззвучно. Гаевский до такой степени заинтересовался этим открытием, что несколько раз их полностью открыл и закрыл. В конце-концов он поцокал языком и пробормотал:

– Честное слово, восемь лет живу в Петербурге, а первый раз вижу в каретном сарае такие двери!

Покончив с осмотром оба сыщика вышли из сарая.

– А где содержится лошадь, которую Миронович в шарабан запрягает? – спросил Гаевский у младшего дворника.

– Да вот тут же и стоит, – дворник указал рукой на соседнюю постройку, – Трое наших жильцов имеют свои экипажи, все кобылы тут. У Мироновича каурая двухлетка, справная лошадка!

Дворник Шишкин уже стоял на ногах, придерживаясь за ушибленное ухо рукой. Он с ненавистью посмотрел на полицейских. Гаевский, перехвативший его взгляд, не без издёвки заметил:

– Считай, что легко отделался, Шишкин. Сыскной агент Агафон Иванов был лучшим кулачным бойцом во Пскове, через этот свой талант и в Питере устроился. Глаз у него верный, а кулак – пудовый. Когда убийца с погонялом Петька Кирпатый напрыгнул по дурости на Агафона с кулаками, тот ему одним ударом пять зубов выбил и челюсть в двух местах сломал. Так что считай, что Агафон тебя просто погладил.

Выйдя за ворота, открытые в этот дневной час, сыщики отпустили квартального и остановились, решая куда направиться далее: в Управление сыскной полиции на Гороховую улицу, назад в ссудную кассу, в полицейскую часть или к следователю в прокуратуру. Уже первые шаги по расследованию принесли неожиданные открытия, о которых надлежало сообщить Саксу.

– Что же это получается, – рассудил Иванов, – Миронович вышел из кассы в 21 час с минутами, а домой приехал только в 22.30. Езды тут всего минут 20, ну, от силы – 30. Где же он болтался все время после выхода из кассы?

– Кроме того, в его распоряжении оказалась пролётка, – отозвался Гаевский, – Ума не могу приложить, зачем она нужна при его работе.

– М-да, и шарабан-то на ходу, в прекрасном состоянии, о си в солоде, запрячь кобылу – дело двух минут.

– И ворота какие ладные.

– Мироновичу, чтобы метнуться ночью на Невский и конка не нужна была.

Поговорив ещё немного, сыщики разделились: Гаевский отправился на Гороховую, доложить об обстоятельствах дела по убийству Сарры Беккер, а Иванов поехал конкой на Невский проспект, в надежде отыскать помощника прокурора в ссудной кассе.

Интуиция не подвела сыскного агента. Александр Францевич Сакс действительно оказался в ссудной кассе, которая во второй половине дня сделалась своеобразным штабом розыска «по горячим следам». Иванов появился как раз в ту минуту, когда вернувшийся с обеда следователь принимал первые доклады полицейских, обходивших жильцов дома.

– Александр Францевич, есть свидетельница, которая утверждает, будто Миронович «вязался», как она говорит, к убитой, – бодро рапортовал Черняк, – Это кухарка Рахиль Чеснова, с ней Сарра каждый день общалась.

– На какой почве они общались? – уточнил Сакс.

– Мачеха Сарры была в отъезде, в Сестрорецке, и Сарра столовалась у Чесновой.

– У меня та же картина, – присовокупил помощник пристава Дронов, – Скорняк Лихачев подтверждает, что Миронович обхаживал девочку, оказывал ей особые знаки внимания.

– Ай да Миронович, – следователь покачал головой, – Бес в ребро, так что ли?

– Есть ещё интересные показания: две соседки, – Черняк заглянул в свой небольшой блокнот, сверяясь с записями, – некие Любовь Михайлова, белошвейка, и Наталья Бочкова, шляпница, у них своя мастерская в этом же дворе, но по другой лестнице, рассказали, что Миронович очень большой любитель женского полу – ни одной юбки не пропустит. И к ним тоже цеплялся – а они дамочки видные – проходу им не давал – то в мастерскую заявится – и не выставить его, – то в помощники набивается. Только они его отшили.