Алексей и Ольга Ракитины - Маятник

– Для каждого должностного лица, прикосновенного к расследованию, благоприятный исход оного будет иметь самое немаловажное значение, – добавил Сакс и опять замолчал. Что подразумевалось под «благоприятным исходом» каждый мог судить как ему заблагорассудится.

– Определённо можно заключить, что к убийству Сарры Беккер прикосновенно лицо неслучайное. – внушительно продолжил следователь, – Мы уверены в том, что в доме не проживали незарегистрированные лица. Сие ограничивает круг подозреваемых сравнительно небольшим количеством мужчин, знакомых как с организацией работы кассы, так и с жертвой преступления. Напомню, что Сарра самочинно запустила убийцу внутрь помещения. Очевидно, в круг подозреваемых попадают дворники дома номер 57, а также сам хозяин кассы. Некоторые вопросы вызывает поведение отца покойной, но покуда Илья Беккер имеет в наших глазах надёжное alibi, связанное с его отсутствием в городе в момент убийства дочери. Возможно, уже завтра, по получении ответа от полиции Сестрорецка, мы будем знать точно, подтверждается ли это alibi фактически.

Сакс выдержал новую внушительную паузу. В этом человеке явно умер большой трагик. Может быть, помощник прокурора не очень хорошо умел выражать свои мысли, но вот молчал он на редкость выразительно.

– Начало расследования было омрачено весьма неприятными… м-м… казусами. Я имею в виду и утерю волос, зажатых в руке жертвы, и бесконтрольное оставление Мироновичем кассы, что позволило ему предупредить свою сожительницу о скором визите полиции… Но дело имеет все шансы быть раскрытым. Выражаю надежду на то, что слаженная работа всех, прикосновенных к расследованию должностных лиц, позволит впредь избежать повторения подобных инцидентов.

Всё сказанное произнесено было подчёркнуто многозначительно. Сполна насладившись произведённым эффектом, следователь самым будничным голосом отдал распоряжения, касавшиеся планов назавтра.

День клонился к вечеру. Из открытой форточки потянуло сыростью. Лето уже кончилось. И хотя днем еще иногда проглядывало солнце, оно было уже обманчивым – не таким высоким, не таким горячим. А вечерами становилось уже совсем прохладно. Начиналась самая печальная, самая гнусная питерская пора – промозглая осень. Впрочем, для тех людей, кто занимался расследованиями убийств в силу своей профессиональной обязанности, любой сезон года был одинаково печален.

Насколько давеча Александр Францевич Сакс излучал всем своим видом многозначительность и важность, столь же растерянным он выглядел к полудню следующего дня, когда явился в Московскую полицейскую часть для снятия официальных допросов с вызванных к этому часу жильцов дома №57. По пути в полицию он заехал на Лиговский проспект, дом №8, в детскую больницу принца Ольденбургского, где ему пришлось присутствовать при весьма тягостной процедуре анатомирования тела Сарры Беккер. Служебный долг требовал от следователя своими глазами проследить за всеми манипуляциями прозектора и убедиться в наличии всех тех повреждений, которые врачу-анатому впоследствии надлежало указать в протоколе вскрытия. Сакс честно пытался свой долг исполнить, но когда дело дошло до декапитации (отделения головы), Александр Францевич извинился перед присутствующими и покинул морг, чтобы назад уже не вернуться.

Впрочем, не только эта мучительная процедура испортила настроение брезгливого следователя. Куда неприятнее оказалась содержательная часть анатомирования, его результат. Хотя протокол осмотра трупа к полудню 29 августа, разумеется, еще не был оформлен, основные результаты вскрытия доктора изложили Саксу устно. Они-то и повергли Александра Францевича в тягостное недоумение.

Пройдя прямиком в кабинет Рейзина, следователь поинтересовался, явились ли вызванные к полудню Анна Филипова, Рахиль Чеснова, Любовь Михайлова и Наталья Бочкова. Услышав положительный ответ, Сакс распорядился:

– Приглашённые пусть ждут, а Вы пригласите пока сюда сыскных агентов.

Когда в кабинете расселись Гаевский, Иванов, Черняк и Рейзин, Сакс заговорил тихо и задумчиво:

– Я, господа, приехал прямо с анатомирования. Новости, признаюсь, несколько неожиданные. Вкратце, результат сводится к следующему: Сарру Беекр не насиловали, причиной смерти явилось удушение рвотной массой. Убийца, проталкивая в горло жертве носовой платок, спровоцировал рвоту. Она-то и привела к тому, что девочка задохнулась. Вместе с тем, рана на голове признана несомненно смертельной. Собственно, как таковых ран, причинённых округлым тяжёлым предметом с затупленными краями, аж даже три. Убийца трижды ударил девочку этим тяжёлым предметом. И непременно убил бы, если бы она не задохнулась раньше. Далее: за левым ухом рваная рана, если точнее – надрыв кожи. Доктора предположили, что убийца держал жертву за уши. Вы все были на месте преступления и видели обстановку там. Думаю, согласитесь, что убийство было процессом не скорым. Повторюсь, никаких следов изнасилования не обнаружено.

Сакс задумался, намереваясь, очевидно, что-то добавить, но вместо этого лишь пробормотал:

– Будут какие-то мысли по этому поводу?

– Может быть, на половых частях девочки найдены потёртости? – тут же отозвался Гаевский, как всегда быстрый на язык и чрезвычайно сообразительный, – Может быть, убийца осуществил не классический половой акт, а какие-то иные манипуляции?

– Нет, ничего такого, – ответил Сакс.

– Вы уверены, что нет никаких повреждений, скажем, заднепроходного отверсия? Может быть, есть какие-то следы спермы на лице, шее или руках девочки? – не унимался Гаевский.

– Я же говорю: ничего такого. Анатомов было четыре человека, плюс прозектор. Один контролировал другого. С лупами осмотрели всё тело, работали досконально, никто не полагался на соседа. Дело на контроле и градоначальника, и полицеймейстера столицы, я об этом предупредил врачей. Так что, на их заключение можно полагаться. Более того, упреждая возможные в будущем обвинения в недостаточной точности осмотра, я потребовал консервации в формалине половых частей погибшей: у тела вырезали и анус, и вагину, так что любой медицинский эксперт может убедиться в точности заключения.

Сакс замолчал, нервно постукивая пальцами по крышке стола.

– Я не знаю, что и думать. Вы все видели позу трупа: изнасилование – это очевидное предположение! – наконец, воскликнул он.

– Труп имел ту позу, которую ему придал убица, – здраво заметил Иванов, – Давайте зайдём с другой стороны: изнасилования нет, но отменяет ли это похоть, как мотив нападения?

– Если преступник сделал жертве непристойные предложения и она… – вдруг заговорил Гаевский, перебивая Иванова, но последний неожиданно резко осадил его: