Цю Сяолун - Когда красное становится черным

Однако секретарь парткома Ли был против заключения Ваня. «Достаточно – значит достаточно. У нас очень много историй, связанных с культурной революцией. Нет смысла мутить воду. Люди должны идти дальше. Оставьте старого мужчину в покое».

По политическим соображениям муссировать разрушительные последствия культурной революции не было хорошей идеей, не следовало даже напоминать людям о ней. Такими картами играл Чэнь, хотя и Ли немногословно, но сказал об этом. В любом случае дело Ваня не было политическим, поэтому Юю нечего было и упоминать об этом. Каким бы негодующим ни был Почтенный Лян, секретарь Ли сказал последнее слово, заботясь о судьбе старика.

Но все же неразгаданная тайна признания Ваня не давала покоя Юю.

Раздавив окурок, Юй встал и перенес телефон в кухню.

Пэйцинь занималась готовкой, двигаясь по лабиринту кастрюль и сковородок. Там едва ли хватало места для двоих.

Она была искренне довольна исходом следствия и своим участием в нем.

– Вот все и закончилось, – сказала она, повернувшись к мужу с улыбкой, а ее руки продолжали смешивать доуфу со свининой.

– Еще столько надо сделать.

– Как хорошо, что мы почтили память Яна, – сказала она. – Инь была единственной отрадой в его последние дни. Теперь ее убийца найден. На небесах, если они есть, Ян будет доволен. Ты можешь достать мне сборник стихов? Он во втором ящике.

– Конечно, а зачем?

– Мне кажется, я только сейчас поняла стихи Яна, – сказала Пэйцинь. – Извини, у меня испачканы руки. Но, когда ты принесешь сюда книгу, я должна тебе кое-что сказать.

Юй вернулся с книгой в руках.

– Найди, пожалуйста, поэму под названием «Кот культурной революции», – сказала она. Ты можешь мне ее прочитать?

Он начал читать низким голосом, заинтригованный. Не слишком ли много времени жена уделяла чтению, прямо как старший следователь Чэнь. К счастью, у нее было не так много кумиров, таких как Ян.

Кроме них в кухне больше никого не было.

– Да, это о культурной революции, – сказал Юй.

– Сейчас я больше узнала о его жизни, – вздохнула Пэйцинь, – я уверена, что рассказчик говорит о Хун как о дитя «черной семьи». Ее семью преследовали «красные охранники». Те дети страдали от ужасной дискриминации. Их считали «политически ненадежными». Они были люди без будущего в социалистическом Китае.

– Да, вот поэтому она и осудила своих родителей, как мне сказали.

– Меня это тоже касается, потому что у меня было то же самое. На моих родителей тоже оказывали давление, они это от меня скрывали. – Голос Пэйцинь задрожал. – Какая поэма! Она выражает нечеловеческое отношение к детям во время культурной революции.

– Да, культурная революция принесла много бед. Даже сегодня встречаются люди, которые не могут выйти из тени, в том числе и Хун, и, возможно, Бао тоже.

– Ян оставил рукопись романа, так?

– На английском. По словам Чэня, этот роман похож на «Доктора Живаго», он о жизни китайского интеллектуала во времена правления Мао, но органы общественной безопасности уже забрали ее себе.

– Ты же мог сделать копию.

– Не было времени. В ту минуту, когда мы пришли в управление, там уже были они. Они уже знали обо всем. И секретарь Ли был конечно же на их стороне. Чэнь успел прочесть только пару страниц внизу, в ресторане.

– Что?

– Он настоял на том, что Бао должен допросить я, поскольку это мое дело, а он пока почитает книжку в маленьком ресторанчике на первом этаже. Но он не пришел, пока не закончился допрос.

– Чэнь ничего не говорил о рукописи?

– Нет, ни слова.

– Наверное, у него на это свои причины. Я думаю, что не нужно было его об этом спрашивать, – сказала Пэйцинь. – Чэнь – умный человек. Возможно, здесь был какой-то риск.

– Ты имеешь в виду, что он не хотел вовлекать меня в какое-нибудь рискованное дело, ведь органы не дремлют.

– Возможно. Я только предполагаю. – Пэйцинь сразу поменяла тему. – Ой, сегодня вечером у нас будет чудесный ужин. – Она резала креветки для доуфу.

– Не нужно готовить столько еды. У нас сегодня не будет гостей.

– Ты доказал управлению, какой ты способный полицейский. Это и надо отметить.

– А я этим утром, сидя в «Старом предместье», думал об увольнении, – сказал Юй. – Все эти годы я так мало зарабатывал. А тебе приходится так много работать, и в ресторане и дома. Я мог бы больше зарабатывать для семьи, если бы у меня было свое маленькое дело, вместе с твоим директором или Лу Иностранцем.

– Да ладно, муженек. Ты отлично поработал. Я горжусь тобой. – Пэйцинь улыбнулась. – Деньги многое значат, но не все. Как тебе вообще могло прийти такое в голову?

– Спасибо, – сказал Юй и подумал: «Но ведь ты сама однажды мне это предложила».

– А теперь я пойду жарить ребрышки. Масло уже брызгает. Погуляй во дворике. Я позову тебя, когда ужин будет готов.