Николай Спасский - Проклятие Гоголя

Пробуждения давались Евгении тяжело. Но поскольку ночью почти не пили, похмелья не было, голова не раскалывалась, не маячила серая мохнатая пелена перед глазами, и голова просветлела быстро. Минута – и Евгения вразумительно посмотрела на Гремина.

– Нам нужно, пока все спят, аккуратно подъехать к вилле Кастель дель Ручелло и еще раз поговорить с хозяином, – сказал он.

– А ты условился с камердинером?

– Нет, а зачем? Камердинеру я вчера подарил бутылку прекрасного французского арманьяка. А для надежности аккуратно поднакачал туда снотворного – через пробку, шприцем с тонкой иглой. Бутылка, думаю, до утра не дожила. Собак на территории, похоже, не держат, электросигнализация не установлена… Так что давайте быстренько! Кофе выпьем в машине. Термос я приготовил.

Девушки не заставили себя долго ждать. Евгении потребовалось минут семь, чтобы привести себя в порядок, Марианне – чуть больше. Каждая одевалась в своей комнате, так что обмениваться утренними банальностями им не пришлось. Но и волком друг на друга они тоже уже не смотрели.

Они выехали в пять утра. Рассвет только-только занимался. Все покрывала легкая, прозрачная дымка. Не шевелились ни листик, ни травинка. Царила безбрежная, бесконечная тишина. И гармония. Казалось, так будет всегда.

По проселочной дороге, петлявшей между виноградников, просыпавшихся ото сна, они за десять минут, не спеша, добрались до задних ворот виллы. Оттуда оставались какие-то двести метров внутренней дороги до хозяйственного крыла усадьбы. Гремин остановил машину. Они вылезли с намерением перелезть через забор, но ворота были распахнуты. Ночью прошел короткий ливень. Земля еще не успела затвердеть, и на грунте отчетливо виднелись следы толстого протектора. Причем дорога была им исчерчена довольно густо. Скорее всего, машина проехала и туда и обратно. А еще петляла одна полоска, много тоньше. Местами пропадала. То ли велосипед, то ли мотоцикл. Евгения присела, чтобы получше рассмотреть.

– Судя по ширине протектора, скорее всего джип, – поставил диагноз Гремин. – И велосипед. Кажется, американский.

Евгении намек не понравился.

– Вперед! – скомандовал Гремин.

И они бодрым шагом по обочине, чтобы не сбивать следы, направились к вилле. Миновали вчерашний ботанический сад.

Перед крыльцом следы перемешались в сплошное месиво. Видно, на этом пятачке джип разворачивался. Велосипед тоже вскоре обнаружился – валялся под окнами.

Дверь на кухню была распахнута. На полу, у самого входа, распластался камердинер. В правой руке он сжимал вальтер. Гремин наклонился, понюхал ствол, покачал головой.

– Он не успел выстрелить, – и попросил своих спутниц: – Постойте на месте, не топчите!

Камердинер лежал на животе, голова была по-чудному закинута. Набок и вверх.

– Вызвать «скорую»? – с сомнением спросила Марианна.

– Пока не стоит, – Гремин не суетился. Он спокойно коснулся тремя пальцами шеи лежащего. – Смерть наступила примерно час-полтора назад. Перелом позвоночника. Очень непростой прием. Требуются ловкость и физическая сила.

Он оглядел пол вокруг тела. На керамической плитке, старой, изношенной, грязно кирпичного цвета, при еле-еле брезжившем свете что-либо разглядеть было трудно.

– Не знаю. Но я бы побился об заклад, – сказал он, – что нападавший был один. – И, помолчав, добавил: – Пошли.

Стараясь не шуметь, они перебрались на господскую половину. Гостевая комната, коридор. Спальня хозяина, скорее всего, этажом ниже. Спустились по темной боковой лесенке. Дверь в спальню была закрыта. Обернув ручку платком, Гремин потянул. Дверь еле слышно заскрипела.

Здесь уже Первой империей не пахло – позднее Барокко, в самом пышном, густом цвету. Темно-малиновый балдахин, прикрепленный к потолку, тяжелый бархат, квадратная кровать.

Глаза Евгении поспешили скользнуть вбок. Одеяла в кружевных пододеяльниках грудились у подножия кровати. Кровать была громадная, а Серджо Франкини, без ночной сорочки, в центре ее казался крохотным и щупленьким цыпленком, приготовленным под карпаччо на серебряном блюде. Теперь его оставалось хорошенько отлупить молоточком, поперчить, посолить, полимонить.

Евгения взглянула на Гремина. Тот сосредоточенно всматривался в сторону веранды, той самой, с балюстрадой, которой они восхищались накануне. Дверь на веранду была распахнута, легкий ветерок покачивал шторы, на полу жирно отпечатались кровавые следы. Гремин прищурился, выглянул наружу. Следы вели дальше. Он постоял минуту в задумчивости, потом произнес:

– Их двое. Один раненый, другой – поддерживает. Или один у другого под пистолетом.

На сладковатый дурман свежей крови наслаивался кисло-гнилой запах рвоты. У камина, в углу, пол был обильно перепачкан блевотиной. Евгения тоже почувствовала позыв.

В комнате хватало света. Уже рассвело. Посередине необъятной кровати возлежал труп Серджо Франкини. Почти в позе Христа: ноги вместе, руки в стороны. Возлежал в кровавом болоте. То, что когда-то было великолепной периной, застеленной белоснежными простынями, сейчас представляло собой густое красное месиво. Ни одного белого островка.

Первой не выдержала Марианна:

– У него помимо Паркинсона была гемофилия. Еще с молодости. Достаточно крохотной ранки – и кровь потом не удавалось остановить днями.

Вокруг постели тоже лужи крови. Пол был старый, неровный, – паркет, видимо, не перекладывали с конца XVIII века – и кровавый ручеек успел добежать до двери на веранду.

– Что все это значит? – спросила Евгения у Гремина. Непроизвольно вопрос прозвучал грубо, враждебно.

– Очень просто, – Гремин не обиделся. – На войне, если не хочешь работать ножом, самым эффективным методом пытки считается этот. Клиента укладывают на пол. Простреливают левую кисть, потом правую. Левое предплечье, потом правое. Левое плечо – правое. Левая стопа – правая. До бедра доходят только отпетые садисты, из удовольствия. Чаще всего человек заговает на третьем, четвертом выстреле…

– Важно только, чтобы калибр был покрупнее. А здесь, похоже, стреляли из пушки. Да, профессионально сделано.

Евгении почудилось, что она уловила нотки восхищения в этом слове – «профессионально», и она едва удержалась, чтобы не улыбнуться.

Гремин кисло скривился.

– Попробуем догнать их. Они не успели далеко уйти.

Следы возле дома вели все к той же двери на кухню, где стоял джип. Потоптались у искусственного пруда. Судя по примятой траве на берегу, здесь неизвестные обмыли обувь. Дальше кровавые пятна исчезали.

– В машину! Бегом! Нужно догнать их прежде, чем они свернут на нормальную дорогу, – бросил Гремин. – Там никаких следов не найти.

Ехали недолго. Минут десять. За джипом. Елочка протектора четко отпечаталась рубцами на грунтовом покрытии. В итоге оказались у подножия колокольни Сан Бьяджо, где стоял широкий песочно-желтый джип. Дверь была не заперта.