Иван Сербин - Черная акула

– Котлету с хлебом будешь? – спросил вдруг Алексей.

– Чего? – опешил майор.

– Котлету. Несоленую. Невкусную. С черным хлебом. От ужина у меня осталась. Проскурин вдруг захохотал. Громко, хлопая ладонями по коленям и вытирая слезы с глаз.

– Чего смешного-то? – тоже засмеялся Алексей. – Я подумал: мне тут, как буржуину, ужин прямо в постель подают, а ты небось голодный.

– Давай, – продолжая булькать смехом, сказал Проскурин. Алексей вынул из тумбочки в изголовье завернутый в салфетку бутерброд и протянул Проскурину. Тот взял, развернул, внимательно осмотрел громадную и тонкую как блин котлетину, понюхал и впился в нее зубами, промычав:

– Правда, несоленая.

– А я что говорил?

– Все равно вкусно. Проскурин быстро уничтожил бутерброд, вытер салфеткой пальцы и, скатав бумажный шарик, щелчком отправил его в урну у двери.

– Вот, уже можно жить. Спасибо.

– Не за что. На здоровье. Ты лучше скажи, что делать думаешь? – спросил Алексей, прищурившись.

– Кино смотрел «Место встречи изменить нельзя»?

– Ну смотрел.

– Так вот, момент, когда Жеглов с Шараповым об освобождении Груздева рассуждают, помнишь?

– О чем ты говоришь? – вздохнул Алексей. – Я уж не помню, как меня зовут, а ты про кино.

– Они там доказательств набрали кучу, трактовать их можно и так, и этак. И Жеглов Шарапову говорит: «Единственное неопровержимое доказательство – это Фокс». Он, мол, единственный и неповторимый свидетель. Так вот, друг ситный, у нас та же ситуация. Единственное доказательство, – заметь, единственное и неповторимое, – это самолет. Найдем твой самолет – отмажемся, не найдем – придется всю жизнь в подполье бегать. Ты когда-нибудь в лесной избушке жил, вдали от цивилизации?

– Ты что, смеешься, что ли? – недоуменно покрутил головой Алексей.

– Кто здесь смеется? Я такое местечко знаю – закачаешься. Прямо в центре тайги, в Сибири. Никто никогда не найдет. Будем на медведей ходить. – Проскурин засмеялся. – Ну а если серьезно, то есть у меня пара зацепочек. Мой бывший приятель, а теперь просто коллега помог кое-какие материалы достать. Если не возражаешь, пока время есть, посидим разберемся. Может, ты чего дельное подскажешь.

– Давай, – согласился Алексей. – Я, честно говоря, днем тут выдрыхся, если не считать, что на уколы будили, так теперь сна ни в одном глазу. Все одно время коротать надо. Давай посмотрим твои документы. Для начала они прошлись по сводке авиакатастроф. Список оказался достаточно коротким. Пятнадцать машин, из них пять – «МиГ-29М», включая самолеты Алексея и Поручика.

– Подожди-ка. – Алексей ткнул пальцем в один из пунктов – два «МиГ-29М». – Вот эти.

– А что с ними? – спросил Проскурин, глядя на указанные Алексеем самолеты.

– Мне бы отчет внимательнее поглядеть, – простонал Алексей. – Я бы тебе точно сказал, те это самолеты или не те.

– А что тебе в них не нравится? – не понял Проскурин.

– Смотри, в нашем случае комиссию видишь? Сивцов, Ромин и Быков.

– И что? – Проскурин посмотрел на собеседника.

– У нас на взлете у одного «сухаря» движок заклинило, это еще когда я только сюда перевелся. Аварийная посадка была. В результате самолет сделал круг, вернулся на полосу, летчик чуть не погиб. Как и положено, приехала комиссия из округа – Ромин, Быков и Осташенко.

– Ну?

– Что «ну»? Приехали они, заглянули к техникам на пять минут, а потом прямиком в штаб. Поболтали часок с командиром полка, в столовой офицерской потрапезничали и отбыли.

– Ну и в результате?

– В результате летчика отстранили от работы и двум техникам по шапке дали, якобы они что-то там при проверке испортили, сбили системы. У нас никто даже вникать не стал в эту ерунду. Лажа полная, любому понятно.

– А на самом деле что случилось?

– А на самом деле в ТЭЧ сказали: вроде бы птица в воздухозаборник попала, на подъеме.

– Ну, понятно. – Проскурин ровным счетом ничего не понимал в авиамеханике, но одно знал точно: если птица попадает в двигатель, то это сурово, самолет вполне может рухнуть.

– Пошли дальше. Смотри здесь. Авиационная часть, подчиненная, между прочим, Северо-Кавказскому военному округу.

– И что?

– Вот смотри. Вылет: двадцать пятого декабря. Летчики: Симаков П. А., капитан, и Лошников Г. Г., старший лейтенант. Задача: отработка ночного спаренного полета в условиях нулевой видимости. Далее. При отработке маневра перехвата самолет Симакова, неожиданно потеряв управление, сблизился с самолетом Лошникова и ударил его носовой частью в основание стабилизатора, что повлекло за собой полное разрушение стабилизатора, хвостовых плоскостей, неполадки в системе подачи топлива и пожар в двигателе. Самолет Лошникова, оставшись без рулей высоты и стабилизатора, потерял управление и рухнул в море. Оба пилота предположительно погибли. Обломки самолетов найти не удалось.

– Ну? Алексей отложил листы.

– Не мог Симаков ударить Лошникова в хвост.

– Почему?

– Симаков – ас. Он заканчивал училище годом раньше и был первым на курсе. О нем, наверное, до сих пор легенды ходят среди молодняка.

– Ну и что?

– Симаков – старший по званию, отличный летчик, что называется, от бога, идет в спарке с молодым старлеем. Кто ведущий, а кто ведомый, как ты думаешь?

– Ну, наверное, Симаков – ведущий, а этот… как его… Ложников…

– Лошников.

– Неважно. Он – ведомый.

– Но если Симаков – ведущий, а Лошников – ведомый, то как мог Симаков ударить Лошникова в хвост?

– Ну тут же написано: «неожиданно потеряв управление».

– Запомни, майор, раз и навсегда: самолеты неожиданно управление не теряют. Всегда есть несколько секунд первого сбоя, когда еще можно что-то предпринять. Асу, как правило, этого хватает. Зная стиль Симакова, могу предположить, что бы делал он.

– И что же?

– Увел самолет от ведомого. Столкновение – практически стопроцентная гибель по меньшей мере одного из пилотов.

– Не успел.

– Допустим. Что случилось с самолетом? Заклинило рули? Вышли из строя системы навигации? Но в этом случае самолет продолжает двигаться с начальной скоростью.

– Двигатель заглох.

– Это называется «пропала тяга». Ладно, допустим. Вышли из строя система энергоснабжения, система подачи топлива, пожар в двигателях. «МиГ» сбрасывает скорость.

– Стоп! Тогда Лошников должен был врубиться ему в хвост.

– Именно.

– Выходит, Симаков шел позади и…

– Что, мощность двигателей увеличилась? Не бывает такого. В любом случае Симаков держался бы на безопасном расстоянии, чуть выше или чуть ниже, чтобы не попасть в турбореактивную струю. Значит, у него было время, чтобы что-то предпринять. Не срастается, майор.

– Точно.

– Они вынуждены были обозначить в отчете Симакова как ведущего, иначе получилась бы полная туфта. Кто реально вел самолеты, а кто шел ведомым, мы не знаем и, наверное, уже не узнаем никогда, но для отчета комиссии понадобилась правдоподобная история. Вряд ли у кого-нибудь, кроме нас, появилось желание разбираться, как могло случиться, что Симаков ударил Лошникова в хвост.