Анастасия Валеева - Паутина

Да и если б Яна нашла этого Шланга, что ей следовало ему сказать, о чем спросить? Зачем она, собственно, хотела его разыскать? Сказать о своем видении? Мол, карты велели искать бабулю вокруг аварии с вашей машиной? Известно, куда бы он ее послал в этом случае.

Тем не менее жгучее внутреннее чувство заставляло гадалку идти на поиски этого человека. Задумавшись, Милославская и не заметила, как машинально покинула квартиру Глобуса и очутилась на улице. Она огляделась. Навстречу ей по неширокому ухабистому тротуарчику смешно семенила сгорбившаяся старушка, беззвучно шевелившая губами. Чем ближе она подходила, тем больше и любопытнее прищуривалась, приглядываясь к гадалке.

– А где тут у вас рынок? – невольно выпалила Яна.

– Вон туда иди, – старуха махнула рукой вправо и двинулась дальше, на ходу договаривая: – Там через три дома увидишь.

Бормоча что-то еще невнятное, бабулька скрылась в подъездной темноте.

На самом деле, обогнув несколько домов, Милославская издалека увидела торговые ряды. Правда, представляли они собой нечто иное, чем она поначалу представила. Четыре недлинных полосы железных прилавков, возле которых толпились люди, занимали не так уж много места, поэтому Яне показалось, что найти тут Шланга окажется не так уж и сложно.

Напротив базарчика, за трамвайными путями, находился небольшой парк, ставший наполовину диким, с заросшими сорняком клубами, нестриженными кустарниками и неметеными дорожками. Парку некогда присвоили громкое имя – Гагарина. Знал бы Гагарин, в космос бы не отправился.

Между двумя высокими раскидистыми вязами гадалка разглядела скамейку и решила обосноваться именно на ней: с этого места прекрасно просматривалась территория рынка. Перейдя трамвайную линию, Яна подошла к лавочке, смела сорванной веткой с нее пыль, мусор и присохший голубиный помет и присела на самый краешек.

Люди суетились у прилавков. Пьяные грузчики, едва удерживаясь на ногах, подкатывали то и дело к лоткам тяжелые телеги, груженные разным товаром, продавцы весело переговаривались между собой, порой отпуская колкие и не всегда приличные шутки, покупатели старательно выискивали покупки покачественней и подешевле разом.

Бомж, одетый не по сезону тепло, бродил туда-сюда с несмело протянутой рукой, а потом остановился, тоскливо поглядывая на пьющего из горла пиво прохожего, к которому он вскоре боязливо подошел и, стараясь выглядеть непомерно любезным, попросил проявить к себе великодушие и оставить «посуду». Прохожий с отвращением поморщился, потом, сделав последний глоток, поставил бутылку на землю, брезгуя отдавать ее бомжу в руки. Осчастливленный бродяга, расшаркиваясь, поднял тару и, когда прохожий отошел немного, опрокинул бутылку и стал трясти ее над своей головой, с наслаждением ловя скупые капли, падающие из посудины на язык.

Две собаки с выдранным местами клоками шерсти, оскалившись, вертелись у лотков с ножками Буша и, облизываясь, провожали взглядами окорочка, отправляющиеся в сумки покупателей.

Нахальные воробьи, которых стая собралась там, где торговали семечками, орехами и прочей мелочью так и норовили что-нибудь стащить у заговорившихся торговок.

Толстая баба, цвет лица которой сливался с цветом разложенной на ее прилавке разносортной колбасы, ловко взвешивала придирчивой даме лет шестидесяти румяную цепь из аппетитных сосисок и при этом успевала вступить в разговор со следующим покупателем, тем самым не позволяя себе упустить клиента.

Милославская около получаса наблюдала за всем происходящим вблизи от нее. Ничего особенного не происходило, в то время как она по внешним признакам, манерам и прочему, присущим небезызвестной категории людей, рассчитывала сразу различить среди толпы Шланга. Яна надеялась, что обстоятельства сложатся в ее пользу, и она сможет поговорить с этим человеком об автомобиле. Хотя с чего начать и как направить разговор в нужное русло, чтобы не испортить дела, она за минуты ожидания так и не придумала. В конце концов, было неизвестно, Осипов ли это или еще какое-то третье лицо.

Сомнения и предположения терзали гадалку, и она, устав сидеть на одном месте, стала прогуливаться из стороны в сторону. Минуты бежали, и Милославская начинала нервничать. Вдруг она обратила внимание на то, что народ на противоположном конце базара с любопытством оглядывается куда-то в сторону, а некоторые, обернувшись, торопятся убраться восвояси.

Яна вытянула голову и пристально посмотрела вперед.

Несколько человек у угла видавшей виды девятиэтажки окружили одного, которого и разглядеть толком нельзя было. Вид у них был такой, что глядя на них казалось: убьет и не задумается.

Гадалка сразу заинтересовалась происходящим, а через несколько секунд сердце ее бешено заколотилось: один из собравшихся был метров двух ростом и очень худой, свесившиеся вдоль тела руки казались непомерно длинными. При этом в его фигуре, позе, выражении лица легко читалась угроза, а в выражении лиц остальных по отношению к нему – что-то среднее между уважением, страхом и подобострастием. Этому человеку, как показалось Милославской, вполне могли дать прозвище Шланг.

Сначала Яна хотела как бы невзначай подойти поближе и, будто без всякой надобности проходя мимо, прислушаться, не проскользнет ли ожидаемое ею имя или прозвище. Но, сделав несколько шагов, она увидела, что обстановка в их кругу все более накалялась, мужчины громко спорили, вернее трое, перебивая друг друга, кричали, а один судорожно оправдывался, снизу вверх поглядывая на того, кого Милославская приняла за Шланга. Прохожие обходили эту свару стороной. Гадалка поняла, что, если пройдет вплотную к ссоре, ее любопытство может обернуться плачевно для расследования. Ведь до сих пор даже не обозначился кончик той ниточки, которая могла бы помочь найти пропавшую женщину, и действовать с подобными типами следовало очень осторожно. Дело, судя по всему, было очень путанным, и сейчас важно было не упустить то, за что можно было ухватиться.

Гадалка, несмотря ни на что, теперь была еще тверже уверена, что видение, призвавшее ее мчаться к месту аварии, не могло оказаться пустым и напрасным.

На углу небольшого коммерческого магазинчика, приютившегося на территории рынка, Яна неожиданно для самой себя с интересом заметила таксофон. Какой-то непонятный инстинкт заставил ее подойти ближе. В следующий миг она знала: надо звонить Руденко, без него ей тут не обойтись.

– Сема! – радостно закричала она, услышав в трубке знакомый голос, – Сема, это я!

– Ну? – холодно и даже недовольно ответил Три Семерки, очевидно, подозревая, что за радушием подруги кроется опять какая-нибудь полусумасшедшая просьба.