Эухенио Фуэнтес - В лесной глуши

Купидо замолчал. Длинный монолог утомил его, однако он продолжал, обращаясь все время к донье Виктории:

– Он, – Рикардо указал на Эспосито, – убил Глорию. Англада убил другую девушку. Поскольку на время совершения первого преступления у обоих было твердое алиби и никто не усомнился, что второе, похожее убийство – дело рук того же человека, оба остались вне подозрений. Англаде поверили, когда он заявил, что в день второго убийства напивался у себя дома. Это всем было понятно и никаких сомнений не вызывало. Что касается Эспосито, вы сами и ваша прислуга в Мадриде знали, что он неотлучно находился там.

– У нас было алиби? Оно у нас до сих пор есть, – возразил Англада, все еще улыбаясь. Но это была другая улыбка, уже отнюдь не столь вызывающая, как несколько минут назад.

– Нет, уже нет. У вас одна и та же группа крови – маленькое совпадение, из которого вы сумели извлечь выгоду. Но кое-чего вы не предусмотрели. Вы хорошие адвокаты, но не медики.

Купидо увидел, как они снова напряглись и слушали его слова все с большим выражением тревоги и страха на лицах.

– Утром, хотя сегодня и воскресенье, лейтенанту удалось получить копию результатов анализа крови, якобы сданного Октавио Эспосито, но в действительности их делали вы, – сказал детектив, обращаясь к Англаде. – Накануне вы сказали Глории, что не пойдете с ней, потому что собираетесь в лабораторию сдавать кровь. Подумаешь – обычное дело, простой анализ на антитела, к тому же вы оба знали, что здоровы. Почему не отдать пару капель своей крови, чтобы это подтвердить? Вы знали и то, что лаборатория уничтожает образцы крови через сорок восемь часов и, хотя труп Глории нашли слишком быстро, изучить их поподробнее уже не было возможности. Полиция лишь запросила данные о факте сдачи крови, чтобы проверить ваше алиби, – в справке всегда указывается группа крови, количество эритроцитов и лейкоцитов и есть там или нет антитела. И действительно, кровь была абсолютно чиста.

– Что вы хотите сказать? – вмешался Эспосито. Голос его дрожал, а в широко открытых глазах был заметен страх, все его черты выдавали крайнюю нервозность.

– Что это была не ваша кровь. Ваша кровь должна содержать антитела против вируса герпеса, следы которого некоторое время назад можно было заметить у вас на губе. Однако анализ их не выявил.

В комнате воцарилась тишина, будто в ней сейчас не находились четверо людей, – казалось, даже старинная деревянная мебель перестала поскрипывать и ветер остановился в оконном проеме, не осмеливаясь колыхать занавески. Все было кончено.

Купидо вынул из кармана пиджака фотокопию бланка с печатью лаборатории. Эспосито не двинулся с места – он и так прекрасно понимал, откуда эта справка, но Англада шагнул к детективу, вырвал листок у него из рук и пробежал глазами по написанному, расшифровывая медицинские термины, рушившие их тщательно сплетенную интригу-паутину, рожденную ненавистью и алчностью. Детектив посмотрел на Эспосито: губы адвоката, уже не изъязвленные герпесом, дрожали. Рот горестно искривился, не из-за следов, оставленных вирусом после отступления, – теперь он будет спать и набираться сил, подобно ужасным всеядным муравьям, пока что-либо не разбудит его и не заставит снова терзать несчастные губы, – а из-за тоски, стыда поражения и страха.

Купидо почувствовал упадок сил – как и всегда, когда он распутывал дело и понимал наконец мотивы, толкнувшие человека на преступление, но старался не дать пробудиться в себе сочувствию, так как хорошо знал способность некоторых злодеев выдавать себя за жертву, когда удача им изменяла. Рикардо подумал, что зло ведет себя внутри человека как герпес. Как вирус тихо спит, затаившись, пока болезнь, депрессия или какие-либо излишества не заставят его снова разъедать губы, так и зло дремлет в душе, чтобы вырваться наружу, пока ненависть или какое-то несчастье его не разбудят. Ни то ни другое не поддается лечению и сопровождает зараженного всю жизнь.

Англада оторвался наконец от бланка и посмотрел на Эспосито и донью Викторию, как бы прося о помощи. Затем сделал несколько кругов по комнате. Казалось, будто он отскакивает от стен, как мячик, и Купидо подумал, не ищет ли тот какое-нибудь припрятанное оружие. Англада был самым сильным из трех и, похоже, отказывался признавать поражение. В то время как донья Виктория сидела, ошеломленная услышанным, а Эспосито стоял, обхватив голову руками, Англада в любой момент мог кинуться к двери, словно волк, ищущий выхода из клетки. Кожаные жилет и брюки придавали ему угрожающий вид. «Что же медлит лейтенант? – подумал детектив. – Ведь они договорились, что он появится через десять минут после Англады». Купидо выторговал у лейтенанта эту уступку в обмен на информацию о деле лишь ради доньи Виктории. Он сочувствовал ей и считал, что обязан рассказать все сам, человеческим языком, без людей в форме и фотографов. Рикардо знал, что, совершив свое черное дело, убийца перестает думать о жертве, отгоняет угрызения совести и думает только о себе самом, о своем спасении, о том, как не быть разоблаченным и не угодить в ловушку. И Англада может напасть на него, если решит, что никто другой не знает правды. Но больше всего его удивил твердый голос доньи Виктории, когда она спросила:

– Сколько стоит ваше молчание?

Она повернулась к нему, выпрямившись в кресле, готовая к новой борьбе, для которой у Эспосито не осталось сил, готовая перевернуть все законы времени, различающие два живущих рядом поколения: молодость полна силы и честолюбия, а старость – страха. Купидо снова увидел ее широко раскрытые глаза, напряженную шею, лицо человека, отказывающегося принять поражение и потерять самое дорогое из того, что у него осталось.

– Сколько стоит ваше молчание? – повторила она.

– Оно не продается, – ответил детектив. Ему хотелось добавить, что он молчал бы только ради нее, оба адвоката не пробуждали в нем ни капли жалости.

– Кто еще знает об этом? – спросил Англада; должно быть, слова жгли ему горло. – Мы дадим вам достаточно денег, чтобы вы могли оставить работу и отдыхать до конца своих дней. Итак, кто-нибудь еще знает?

На секунду Купидо вспомнил о Молине. Он, наверное, себе на беду, поверил этим самым словам.

Прежде чем Рикардо успел ответить, в коридоре раздался крик и глухой стук, будто что-то упало на пол. В тот же миг дверь распахнулась, и в комнату ворвался Гальярдо. Он, видимо, ожидал увидеть драку или еще что-нибудь в этом роде, потому что остановился возле косяка, удивленный царившим в комнате спокойствием. За лейтенантом столпились полицейские, крепко державшие Габино, тот поднял руки в наручниках, чтобы вытереть струйку крови, бежавшую из носа.