Джон Гришем - Золотой дождь

— Прошу вас, мистер Лафкин — раздел «Ю». Откройте руководство и найдите его. Я хочу с вами кое-что обсудить.

Лафкин ошалело берет руководство и начинает его листать. В эту минуту он готов, наверное, продать своих детей дьяволу, лишь бы свершилось чудо, и злополучный раздел «Ю» материализовался из воздуха.

Чудо не свершается.

— Здесь нет раздела «Ю», — уныло и почти нечленораздельно бормочет он.

— Извините, — нарочито громко говорю я. — Я не расслышал, что вы сказали?

— Дело в том, что здесь, м-мм, нет раздела «Ю». — Лафкин совершенно уничтожен. Он убит, раздавлен, но не из-за пропажи раздела «Ю», а из-за того, что попался с поличным. Время от времени он кидает ошалелые взгляды на Драммонда и Андерхолла, словно они способны спасти его. Например, выкрикнут: «Прошу тайм-аут!»

Лео Ф. Драммонд даже не представляет, какую свинью подложили ему его дражайшие клиенты. Сфабриковали руководство, не соизволив известить собственного адвоката. Он шепчется с Морхаусом. Что происходит, черт побери?

Торжественной поступью я приближаюсь к свидетелю со своим экземпляром руководства. Выглядит он точь-в-точь, как и копия, лежащая перед Лафкином. На титульном листе та же дата выпуска: «1 января 1991 года». Оба экземпляра полностью идентичны, за исключением лишь того, что в одном из них раздел «Ю» содержится, а в другом — нет.

— Вы узнаете это, мистер Лафкин? — спрашиваю я, передавая ему джексоновский вариант руководства и забирая свой.

— Да, — еле слышно отвечает он.

— И что это?

— Копия руководства для наших сотрудников

— А в ней раздел «Ю» есть?

Лафкин шелестит страницами, затем кивает.

— Что вы сказали, мистер Лафкин? — вопрошаю я, прикладывая ладонь к уху. — Стенографистка не в состоянии зафиксировать движения вашей головы.

— Да, есть, — отвечает он.

— Спасибо. А теперь скажите, вы лично удалили раздел «Ю» из моего экземпляра руководства или распорядились, чтобы это сделал кто-то другой?

Лафкин осторожно кладет фолиант на поручни, огораживающие свидетельскую кафедру, затем медленно скрещивает руки на груди. Он смотрит прямо в пол, в какую-то точку между нами. Создается впечатление, что он в полной прострации. Время идет, весь зал, затаив дыхание, ждет его ответа.

— Отвечайте на вопрос! — рявкает со своего возвышения Киплер.

— Я не знаю, кто это сделал, — пищит Лафкин.

— Но вы признаете, что в «Прекрасном даре жизни» утаили часть документов.

— Ничего я не признаю, — лопочет бедолага. — Я уверен, что это какое-то недоразумение.

— Недоразумение? Прошу вас, мистер Лафкин, соберитесь с мыслями. Скажите, верно ли, что кто-то из вашей компании преднамеренно удалил раздел «Ю» из предназначавшейся для меня копии руководства?

— Не знаю. Это, м-мм, словом, это как-то само собой случилось. Всякое бывает, знаете ли.

Я, не преследуя какую-либо определенную цель, возвращаюсь к своему столу. Пусть ещё чуть-чуть помучается, да и присяжные окончательно проникнутся к нему отвращением. Лафкин понуро пялится на пол; он выглядит как побитый пес, сломленный и разбитый — все бы, наверное, отдал, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте.

Я уверенной поступью приближаюсь к столу защиты и вручаю Драммонду копию раздела «Ю». Лучезарно улыбаюсь своему главному оппоненту, а затем ещё раз, отдельно — Морхаусу. После чего подхожу к судейскому насесту и передаю ещё один экземпляр — Киплеру. Я не спешу — присяжные, затаив дыхание, следят за каждым моим движением.

— Итак, мистер Лафкин, давайте продолжим разговор про этот загадочный раздел «Ю». Нужно объяснить присяжным, что это такое. Взгляните, пожалуйста, на свой экземпляр.

Лафкин послушно раскрывает руководство, переворачивает страницы.

— Данное издание вступило в силу 1 января 1991 года. Верно?

— Да.

— Вы сами его составляли?

— Нет. — Ну, разумеется — не он.

— Хорошо. Тогда — кто?

Еще одна подозрительно долгая пауза — Лафкин придумывает, что бы соврать.

— Я точно не знаю, — говорит он.

— Вы точно не знаете? А мне казалось, вы всего несколько минут назад свидетельствовали под присягой, что сами несете всю полноту ответственности за все, что связано с заявлениями.

Лафкин снова глазеет на пол, надеясь, должно быть, что я тем временем сгину.

— Хорошо, — великодушно уступаю я. — Давайте тогда пропустим первый и второй параграфы, а вот третий параграф зачитайте вслух.

Третий параграф инструктирует служащих в течение трех дней отвечать отказом на любое поданное заявление. Без исключений. На любое! В четвертом параграфе делается послабление, позволяющее в дальнейшем рассматривать часть заявлений, и даются инструкции о том, как правильно составить ответ. В случае, если уровень претензий заявителя невысок, то страховку можно и выплатить. В пятом параграфе инспектору предписывается отсылать все заявления об оплате страховой суммы, превышающей пять тысяч долларов, в отдел страховых полисов, а страхователю направлять письмо с отказом на основании необходимости последующего рассмотрения в отделе полисов.

И так далее. Я прошу Лафкина зачитывать выдержки из руководства вслух, после чего добиваю вопросами, ответить на которые он не в состоянии. То и дело я пользуюсь словом «махинации», в особенности после того, как Драммонд вносит на это протест, который Киплер тут же отклоняет. В одиннадцатом параграфе приведен внушительный словарь тайных терминов, которые инспекторы используют, чтобы показать, что страхователь настроен весьма воинственно. Очевидно, что данная схема предлагает игру на случай. Если страхователь грозит судебным иском, то его заявление немедленно рассматривается в отделе полисов. Если страхователь смиряется с поражением, отказ остается в силе.

Параграф восемнадцать, часть «б» требует от инспектора выписать чек на всю сумму страховой премии и переслать этот чек наряду с прочими документами в отдел полисов с указанием не отправлять чек без последующего согласования с отделом заявлений. Разумеется, никакого согласования не следует.

— И какая участь постигает этот чек? — спрашиваю Лафкина. Он не знает.

Остальная часть махинации кроется в разделе «Ю» руководства для служащих отдела страховых полисов, и её мне предстоит рассмотреть уже завтра в присутствии следующего вице-президента.

Впрочем, необходимости в этом нет. Жюри уже сейчас готово присудить мне все, чего моя душа пожелает, а ведь присяжные ещё не видели Донни Рэя.

В половине пятого Киплер объявляет короткий перерыв. Я пытал Лафкина в течение двух с половиной часов, и теперь настала пора прикончить его. Выйдя в коридор и направляясь к туалету, я вижу, как взбешенный Драммонд жестом требует, чтобы Лафкин и Андерхолл зашли в какую-то комнату. Дорого бы я дал, чтобы услышать, какую выволочку он им устроит.