Эдмунд Бентли - Последнее дело Трента

Мистер Копплс отпил чая. Трент курил.

– Я думаю, вы знаете мои взгляды на экономическое и социальное положение общества, – продолжал мистер Копплс. – И, безусловно, представляете, как этот человек мог пользоваться своей финансовой силой. Стоит только вспомнить смуту на угольных копях в Пенсильвании три года назад. Это был образец бесчестия общества… В ту пору я приехал сюда и встретился с Мабель. Тогда она впервые рассказала мне о своих мучениях, об унизительных усилиях играть на людях в благополучие. Она просила у меня совета.

– Она любила его? – спросил Трент. Копплс ответил не сразу.

– Могла она еще любить его? – уточнил Трент.

– Вынужден сказать, что нет, – ответил Копплс, поигрывая чайной ложкой. Я думаю, что нет. Но не поймите эту женщину превратно, Трент. Никакая сила не заставит ее признаться в этом кому бы то ни было – даже себе самой, до тех пор, может, пока она считает себя связанной с ним. Все-таки до этой таинственной размолвки он был рассудителен и великодушен.

– Вы сказали, что она отказалась выяснять с ним отношения.

– Отказалась, – ответил Копплс. – И я знал, что совершенно бесполезно убеждать ее в чем бы то ни было, когда задето ее достоинство. Я все обдумал, взвесил и на следующий день подстерег Мандерсона, когда он проходил мимо этого отеля. Входить в его дом я не хотел. Я попросил его уделить мне несколько минут, и он вошел в калитку. Мы не общались с ним со времени их свадьбы, но он, безусловно, помнил меня. Я без всяких обиняков выложил все, во что посвятила меня Мабель. Я сказал, что не могу ни защищать, ни порицать ее: откровенность – дело родственное; она страдает, и я считаю себе вправе спросить, чем он может мотивировать свое отношение к ней.

– И как он это воспринял? – спросил Трент. Вызов, брошенный этим добрым человеком великану Мандерсону, взволновал его.

– Не очень хорошо, – грустно ответил Копплс. – Фактически – плохо. Я могу почти дословно передать вам, что он сказал, а сказал он немного: «Не встревайте, Копплс, моя жена сама о себе позаботится Я понял это по ряду причин». Он был совершенно спокоен. Знаете, говорят, что он никогда не выходил из себя. Но в глазах его был такой, я бы сказал, огонь, который наверняка привел бы в трепет любого, способного на ложь и несправедливость. Последнее его замечание, этот тон – я не в состоянии воспроизвести его – вывели меня из себя. Понимаете, Мабель дорога мне. Она была единственным ребенком, который жил в нашем… в моем доме. Более того, девочку воспитала моя жена, и любое осуждение Мабель я воспринимал как осуждение той, которой уже нет.

– Вы обрушились на него, – тихо предположил Трент. – Вы потребовали объяснений. – Это именно то, что я сделал, – сказал мистер Копплс. – Какую-то минуту он стоял, уставившись на меня, и я видел, как надувалась вена на его лбу, – неприятное зрелище! Потом он совершенно спокойно сказал: «Думаю, что это зашло слишком далеко», повернулся и направился к выходу.

– Он имел в виду вашу беседу? – задумчиво спросил Трент.

– Судя по словам, это так, – ответил Копплс. – Но по тому, как он их произнес, я понял, что он имеет в виду нечто иное. К сожалению, должен признаться, в тот миг я потерял способность мыслить. Меня охватила ярость. – У мистера Копплса был извиняющий тон. – И наговорил массу глупостей. Я напомнил ему, что по закону жена, с которой обращаются подобным образом, может покинуть мужа. Я сделал несколько крайне неуместных ссылок на его общественную деятельность и высказал мнение, что такие, как он, не имеют права на существование. Несмотря на возбуждение, я обратил внимание, что к моим выкрикам прислушиваются люди, сидящие на веранде. – Копплс вздохнул и откинулся на спинку стула.

– А Мандерсон? Он как-то реагировал, сказал еще что-нибудь?

– Ни слова. Он слушал, глядя на меня с каменным спокойствием. Когда я замолчал, он усмехнулся, резко повернулся и ушел.

– И это было?..

– В воскресенье утром.

– Больше вы его живым не видели?

– Нет, – сказал мистер Копплс. – Впрочем, как же… однажды видел. Это было под вечер, на гольфовом поле. Но я не разговаривал с ним… А на следующее утро его нашли мертвым.

У обоих были основания помолчать. По лестнице поднялась группа купальщиков, устроилась за соседним столиком. Подошел официант. Мистер Копплс поднялся, взял Трента под руку и повел его на теннисную площадку.

– Я испытываю необходимость объяснить, почему я вам все это рассказываю, неторопливо вышагивая, начал мистер Копплс.

– Лишнее. Я верю вам, – ответил Трент, тщательно набивая трубку. Сделав несколько затяжек, добавил:

– Я попробую догадаться сам, если хотите. Вы хотите, не правда ли? Копплс слегка улыбнулся, но ничего не сказал.

– Вы подумали, что мое изощренное воображение сразу же начнет вынашивать идею о том, не имеет ли миссис Мандерсон отношения к преступлению. И чтобы избавить меня от лишних догадок, вы решили рассказать мне, как обстояли дела, и между делом, как бы случайно, внушить мне, знающему точность ваших суждений, определенное мнение о вашей племяннице. Верно?

– Абсолютно. Послушайте меня, дорогой, – серьезно сказал Копплс, положив руку на плечо Трента. – Я буду откровенен.

Я очень рад, Трент, что Мандерсон мертв. Он ничего не принес миру, кроме вреда. Он опустошил жизнь человека, который близок мне, как собственный ребенок. И я боюсь, что Мабель попадет под подозрение. Мне страшно подумать, что ее деликатность и неопытная доброта столкнутся с жестокостью закона. Она не приспособлена к этому. Многие нынешние женщины в возрасте двадцати шести, я уверен, легко могли бы противостоять таким испытаниям. Есть в них какая-то искусственная ожесточенность, которая, может быть, помогает им пройти через огни и воды. Мабель, однако, не такая. Она не похожа и на глуповато улыбчивых девочек, которые окружали меня в детстве. У нее развитый ум, хороший вкус, но все это перемешано с утонченными идеалами, сдержанностью и вечной загадкой женственности. Боюсь, она не дитя своего века…

Они прошли всю площадку, прежде чем Трент спросил:

– Почему она вышла за него замуж?

– Не знаю, – сказал мистер Копплс. – Могу только догадываться.

– Вероятно, восхищалась им, – предположил Трент.

– Ведь Мандерсон так знаменит… Мистер Копплс пожал плечами.

– Общеизвестно, что женщину привлекает самый преуспевающий человек ее круга. Конечно, мы с вами не можем представить, как волевая, выдающаяся личность может влиять на девушку, у которой к тому же не было определенной склонности. Это, наверное, просто подавляет, когда человек, чье имя известно во всем мире, ухаживает за тобой. Она, конечно, слышала о нем как о гиганте финансового мира, но понятия не имела – она выросла среди людей артистических и литературных склонностей, – понятия не имела, как может опутать человека бесчеловечность. Когда я впервые узнал о предстоящем ее замужестве, зло уже совершилось. Я не имел права вмешиваться. Она была совершеннолетней. Потом, осмелюсь сказать, его огромное богатство могло околдовать любую женщину. Мабель имела свой небольшой ежегодный доход, вполне достаточный, чтобы осознать, что значат миллионы. Но все это предположения, догадки. Конечно, она отказала каким-то молодым людям, которые домогались ее руки, и хотя я не верю и никогда не верил, что она действительно любит этого сорокапятилетнего мужчину, она, конечно же, хотела выйти за него замуж. Но если вы спросите меня – почему, я снова скажу, что не знаю.