Шарль Эксбрайа - Овернские влюбленные

- Мне тоже...

- В таком случае...

Однако обоим полицейским так и не удалось сегодня пораньше вернуться к желанному уюту домашнего очага. Только они собрались уходить, как в кабинет, подобно ожившей статуе оскорбленной справедливости, вплыла вдова Шерминьяк. Ради такого случая она облачилась в черное платье (отчего лицо казалось еще более желтым, чем обычно) и огромную шляпу из рисовой соломки, украшенную перьями.

- Господа, - торжественно заявила она с порога, - я пришла к вам требовать справедливости!

Шаллан и Лакоссад посмотрели друг на друга и вздохнули, понимая, что им предстоит. Комиссар предложил Софи сесть, и та опустилась на стул с достоинством, приличествующим особе, привыкшей черпать в прекрасном воспитании и развитом нравственном чувстве силы, необходимые для борьбы с грубой прозой жизни.

- Чем могу вам служить, мадам Шерминьяк?

- Освободите Франсуа Лепито!

- Поскольку никто не подал жалобу, обвиняя мсье Лепито в покушении на убийство, он будет свободен не позднее завтрашнего утра.

- Это уже слишком! Мальчик невинен как агнец!

- Откуда вы знаете?

- Я знаю его лучше, чем вы! Бедный ребенок не способен совершить преступление.

- Мадам, - заметил Лакоссад, - еще Расин говорил: "К преступлению, как и к добродетели, идут постепенно". Вполне возможно, что Франсуа, если он виновен, всего лишь дебютант... Но это вовсе не тот случай, когда полиция должна закрывать глаза.

- Никто и не требует, чтобы вы закрывали глаза, - уверенно поставила его на место вдова Шерминьяк. - Напротив, откройте их пошире, и вы увидите, что Франсуа нисколько не похож на преступника! А кстати, господин комиссар, Иезавель умерла?

- Простите?

- Пала ли Иезавель, как того заслуживала ее, черная душа, под действием так называемого яда?

- А, вы имеете в виду мадам Парнак?.. Нет, она спасена.

- Тем хуже!

- Если Лепито вам действительно дорог, вам следовало бы поблагодарить Небо, что его жертва не скончалась!

- Благодарить Небо? Ничего себе! Да эта женщина - чудовище, господин комиссар! Она преследует молодых людей даже дома. Бесстыдница! Если хотите знать мое мнение, она сама все это подстроила!

- Что подстроила?

- Не знаю... ну, все это...

Ненадолго в кабинете воцарилась тишина.

- Мадам Шерминьяк, - холодно осведомился Шаллан, - будьте любезны сообщить мне, по каким причинам вы с таким рвением защищаете Лепито?

Софи слегка покраснела.

- Господин комиссар, - смущенно проговорила она, - мы с Франсуа любим друг друга...

- Вот как?

- О, я давным-давно обо всем догадалась... Знаки внимания, недвусмысленные намеки, взгляды... Тут женщину почти невозможно обмануть... Я долго колебалась, не решаясь ответить на его страсть, вы сами понимаете почему, господин комиссар... Но в конце концов у любви свои законы, и общественные представления над ними не властны. Я решила выйти замуж за Франсуа Лепито, как только бы его отпустите. Познав горечь темницы, он заслуживает истинного счастья!

- Лепито просил вашей руки?

- Он не осмеливается, бедняжка. Но поскольку я все-таки немного старше, то, пожалуй, могу себе позволить нарушить правила и сделать первый шаг. Вы согласны со мной?

- Без сомнения. Но выразил ли он свою нежность к вам достаточно ясно?

Вдова слегка смутилась.

- Нет. Франсуа так робок... и не позволяет себе ничего, кроме намеков...

- А может, вы заблуждаетесь?

- Что вы имеете в виду?

- Только то, что все мы бываем склонны принимать желаемое за действительное. На вашем месте, мадам Шерминьяк, я бы хорошенько подумал, прежде чем решиться на столь деликатное объяснение. А кстати, кроме мадам Парнак, к Лепито никто не приходил в гости?

- Да какая-то взбалмошная девица.

- Вы не могли бы мне ее описать?

Вдова выполнила просьбу, и полицейские понимающе переглянулись.

- Благодарю вас, мадам вы нам очень помогли. А теперь прошу прощения, но нам с инспектором еще предстоит большая работа.

Софи Шерминьяк сурово посмотрела на комиссара.

- Я вижу, вы уже стали на сторону Иезавели, потому что она могущественна и несправедливо вознесена, но будьте осторожны, господин комиссар, безвинно пролитая кровь падет на вашу голову, а Бог за все потребует ответа!

И вдова, даже не удостоив полицейских взглядом, гордо удалилась. Шаллан весело подмигнул Лакоссаду.

- Это, наверное, самая живописная часть истории. Старая лошадь совсем потеряла рассудок.

- Каждый из нас немного безумен, - нравоучительно заметил Лакоссад, просто некоторым удается это скрывать.

- Слушайте, Ансельм, сдается мне, что юная гостья Лепито подозрительно смахивает на Мишель Парнак. Как вы думаете?

- Наверняка она.

- Значит, это Мишель принесла яд.

- С какой целью?

- Тут либо ревность, либо корысть. Она хотела избавиться или от соперницы, или от сонаследницы.

- Но тогда Франсуа - или сообщник, или жертва.

- Вот именно.

Телефонный звонок прозвучал заключительным аккордом этой интересный беседы. Шаллан снял трубку.

- Комиссар Шаллан слушает... А? Что-нибудь новенькое, доктор? Что?! Мы немедленно выезжаем!

Повесив трубку, комиссар повернулся к Лакоссаду.

- Только этого не хватало! - воскликнул он. - Мэтр Парнак отравился у постели своей жены. Он мертв.

Убитый горем, доктор Периньяк принял полицейских у себя в кабинете и рассказал им, что совершил страшную ошибку. Произошло это только потому, что он никогда не умел отказать женщине. Соня умолила врача оставить ей пузырек с ядом, чтобы она могла показать орудие преступления мужу и убедить его в вероломстве клерка. И вот, когда Периньяк вместе со старшей медсестрой находился у одной из больных, они услышали душераздирающий вопль. Помчавшись в палату мадам Парнак, они обнаружили на полу тело нотариуса, а его жена билась в истерике.

Оставив снедаемого угрызениями совести врача размышлять о последствиях, которые сулила ему допущенная слабость, полицейские отправились в комнату мадам Парнак. Та встретила их жалкой улыбкой.

- Похоже, господин комиссар, мы с вами уже никогда не расстанемся.

- Зато мэтр Парнак, судя по всему, покинул нас навсегда, - сухо заметил Шаллан. - Так что же произошло, мадам?

- Это я во всем виновата, - задыхаясь от слез, простонала Соня. - Что за дурацкая мысль пришла мне в голову? Зачем я выпросила у Периньяка флакон с ядом? И какого черта этот идиот согласился?

- Для чего вам был нужен яд?

- Я хотела доказать мужу, что не лгу и что этот Франсуа, которому он так доверял, на самом деле мерзавец! А потом... я хотела разжалобить мужа... думала, этот флакон будет для него своего рода символом моих страданий и смертельной опасности... Знаете, комиссар, мы, женщины, иногда любим, чтобы с нами обращались как с детьми... Вот только...