Шарль Эксбрайа - Счастливого Рождества, Тони !

- Можно мне зайти, Кристиан?

Она молча, но с явным неудовольствием впустила меня в дом. Услышав мой голос, маленький Марк, сын Бертрана и Кристиан, выскочил в прихожую и прильнул ко мне так крепко, как только может семилетний человек, но мать почти сразу одернула его.

- Иди к себе в комнату, Марк, - сухо приказала она, - и не возвращайся, пока я сама тебя не позову!

- Но, мама, это же... крестный! - растерянно пробормотал малыш.

- Не заставляй меня повторять еще раз, Марк!

Малыш, захлебываясь слезами, покорно ушел. А Кристиан, как только мы остались в гостиной вдвоем, осведомилась:

- Что вам угодно?

На мгновение я испугался, не повредило ли горе ее рассудок.

- Но, Кристиан... Разве не естественно, что, прочитав в газете о смерти Бертрана, я тут же примчался из Куршвеля?

Она, словно смирившись с неизбежным, вздохнула.

- Ладно, валяйте начинайте... Скажите мне про достоинства Бертрана... про мужество Бертрана... про вашу братскую привязанность к Бертрану... и что мы с Марком всегда можем рассчитывать на вас в трудную минуту... Давайте же, Тони, вперед! Прошу на сцену! Выкладывайте соболезнования и убирайтесь!

Совершенно сбитый с толку, я долго не мог выдавить из себя ни звука. Неужели горе настолько изменило Кристиан, что она готова отвергнуть такую испытанную дружбу, как моя? Но потихоньку растерянность уступала место раздражению, и это в какой-то мере помогло вернуть утраченное самообладание. Как и предлагала Кристиан, я заговорил, пытаясь передать, какую боль причинила мне гибель Бертрана, как одиноко стало после его исчезновения и мне тоже, и закончил именно тем, чем она и предсказывала: уверениями, что вдова и сирота всегда могут положиться на мою дружескую поддержку. Все это я промямлил запинаясь и спотыкаясь, а суровое лицо Кристиан отнюдь не помогало справиться с волнением. Жалкое зрелище... Когда же я, запыхавшись и не в силах подобрать нужные слова, умолк, она холодно бросила:

- Все?

Я кивнул.

- Я, вероятно, должна поблагодарить вас. Стало быть, считайте, что это уже сделано. А теперь будьте любезны оставить меня...

- Но, Кристиан... есть ведь еще Марк и...

- Марк не только ваш крестник, но в первую очередь мой сын, а я не желаю, чтобы он поддерживал с вами какие бы то ни было отношения!

- Но ведь Бертран избрал меня...

- Нет, Бертран всегда поступал по-своему, и вот к чему это привело! Его и мой сын никогда не пойдет по стопам отца! Я не желаю видеть у себя в доме ни вас, ни других людей вашей профессии! Не хочу, чтобы они отравили душу малыша, с которым мне надо заново учиться жить! Только из-за таких, как вы, Марк стал сиротой! Уходите! Неужели вы не понимаете, что я ненавижу вас и вам подобных?

Идя к вдове друга, я знал, что меня ждет мучительная сцена, но никак не ожидал такой вспышки ненависти. Кристиан отлично знала, что я никоим образом не влиял на Бертрана в выборе профессии, к тому же он был на два-три года старше. И то, что казавшаяся такой прочной давняя привязанность могла рухнуть в одночасье, повергло меня в полную растерянность. Возможно, Кристиан угадала, что творится в моей душе, а может, нервы не выдержали, но, так или иначе, она вдруг упала ко мне на грудь и разрыдалась.

- Тони... О, Тони...

И я, несмотря на все ее отчаяние, подумал, что так-то оно лучше.

Марк получил разрешение вернуться к крестному. И хотя к тому времени, как я собрался уходить, они, конечно, не утешились, зато по крайней мере твердо знали, что смерть Бертрана не оставила их одних на свете: в нужный момент я всегда буду рядом. Я попрощался с Кристиан и ее сыном и, после того как малыш исчез в своей комнате, тихо добавил:

- Я еще не знаю, какое дело расследовал Бертран, но сейчас же иду к патрону просить, чтобы он разрешил мне довести работу до конца, потому что теперь у нас с убийцей личные счеты. Даю вам слово, Кристиан, я до него доберусь.

Спускаясь по лестнице, я вдруг услышал, что из-за приоткрытой двери квартиры этажом ниже доносится мотив очень популярной после Освобождения песенки "Толстяк Билл". Я так и замер на ступеньке, задыхаясь от волнения. Любимая мелодия Бертрана... Старина Тривье насвистывал ее с утра до ночи. И в голову сама собой явилась странная мысль, что таким образом Бертран дает мне понять, что вполне одобряет и мой разговор с Кристиан, и дальнейшие планы.

* * *

Шеф нашего отдела, которого мы называем просто Патрон, внешне нисколько не отвечает расхожим представлениям о такого рода людях. Скорее вы приняли бы его за коммерческого директора какой-нибудь крупной фирмы. В общем, этот высокий и худощавый седой господин в неизменно строгом темном костюме - из тех, кто всегда внушает доверие мелким вкладчикам и приходскому священнику. Помимо прочих достоинств шеф отличается безукоризненной вежливостью, никогда без толку не впадает в гнев и терпеть не может никаких разговоров на повышенных тонах. Однако на совести этого благообразного респектабельного господина больше покойников, чем у самых известных убийц в криминальной истории человечества. В тиши уютного кабинета Патрон безжалостно приговаривает к смерти людей, которых и в глаза не видел. Несомненно, именно это, честно говоря, довольно зловещее занятие и придает ему такой отрешенный, почти нечеловеческий вид. Да он и вправду живет в несколько ином мире, нежели обычные смертные. Патрон - холостяк, и никто из служащих ровно ничего не знает о его личной жизни (если таковая у него есть). Трудно даже представить, что шеф существует и вне своего кабинета, что он ест, пьет и спит, как все прочие. Пожалуй, сама мысль об этом способна поставить в тупик любого из его подчиненных.

Патрон принял меня сразу и предложил сесть в кресло напротив своего стола.

- Я вижу, вы прервали отпуск, Тони?

- Да.

- Из-за Бертрана?

- Да.

Шеф вздохнул.

- Скверная история... - Он немного помолчал. - Я очень ценил Бертрана Тривье, - добавил он.

Вот и вся надгробная речь, какой удостоился мой товарищ, но, невзирая на ее краткость, я почувствовал, что Патрон искренне скорбит о Бертране.

- И вы, естественно, хотите продолжить его дело?

- Само собой.

- А как себя чувствует вдова?

Я пожал плечами. Что тут ответишь?

- Я выясню у министра, что мы можем сделать и для нее, и для мальчика... вашего крестника, если не ошибаюсь?

- Совершенно верно.

Он устало пригладил волосы.

- Тривье - не первый из моих агентов, кто так внезапно покинул наш мир, но с этим тяжко, очень тяжко свыкнуться. Вы что-нибудь знаете о его задании?

- Нет.

- Тогда слушайте. В Бордо, точнее, в его пригороде Бегле, есть завод Министерства-национальной безопасности. Возглавляет его некий господин Турнон. Там ведутся разнообразные исследования, связанные с созданием сверхточных приборов. Но чем занимаются тамошние инженеры на самом деле, мало кто знает, и официально завод выпускает бытовую технику. В последние несколько лет группа Турнона бьется над проблемой миниатюризации. Успех в этой области позволил бы значительно сократить расходы на производство ракет-перехватчиков и несколько поколебать, казалось бы окончательное и бесповоротное превосходство русских. До сих пор наверху относились к такой возможности довольно скептически, но чуть больше месяца назад один из инженеров Турнона, Марк Гажан, добился очень интересного, с точки зрения специалистов, решения. Дабы не возбудить любопытства иностранных агентов, мы решили еще на некоторое время оставить Гажана в Бегле, сделав вид, будто он продолжает работу. Очевидно, это было ошибкой. Две недели назад инженер исчез.