Эллери Куин - Последнее дело Друри Лейна

Два дня тянулись как два года. Жизнь опостылела Гордону Роу. Молодой человек часами просиживал в конторе инспектора, мучая того своими расспросами. Его совершенно не могли удовлетворить невнятные объяснения Тамма, что Пэтиенс уехала отдохнуть на несколько дней.

— Но почему она мне не позвонила и не оставила никакой записки?

Инспектор пожал плечами.

— Не хочу тебя обидеть, парень, но, черт возьми, кто ты такой?

Роу вспыхнул.

— Проклятье! Она любит меня!

— Неужели?

Но когда прошло шесть дней, а от Пэтиенс не поступило никаких известий, у инспектора опустились руки, и первый раз в жизни он испытал страх.

Покинув контору, он забрался в «родстер» и взял курс на Вестчестер.

Друри Лейн грел свои старые кости в одном из садиков «Гамлета». В первое мгновение инспектор был шокирован его жалким видом. За эту неделю Лейн сильно постарел. Его кожа сморщилась и пожелтела, тело съежилось, он сидел, закутавшись в одеяло, будто в этот. жаркий день его бил озноб. Тамм вспомнил, каким энергичным и моложавым казался Лейн еще несколько месяцев назад, и отвел взгляд.

— Ну, ну, инспектор, — отозвался старый джентльмен. — Рад вас видеть… Кажется, вам не нравится мой внешний вид?

— Нет, нет, — поспешно отозвался Тамм. — Вы отлично выглядите.

Лейн улыбнулся.

— Ах ты, лгунишка! Я выгляжу на девяносто, а чувствую себя на все сто. Это произошло как-то неожиданно…

Помните Сирано, когда он в пятом акте сидит на скамейке под деревом? Сколько раз я играл в этой пьесе, и в моей груди билось молодое горячее сердце. Теперь же… — Он прикрыл глаза. — Мартини не скрывает, что весьма обеспокоен состоянием моего здоровья. Медики не могут понять, что старость неизлечимая болезнь, как сказал Сенека.

Затем он резко открыл глаза и озабоченно спросил:

— Тамм, старина, в чем дело? Что случилось?

Инспектор закрыл лицо руками. Когда он отнял руки, его лицо напоминало застывшую маску, — Пэтиенс… — пробормотал он. — Она уехала… Лейн, ради всего святого, помогите мне разыскать ее.

Старый джентльмен переменился в лице.

— Она… исчезла?

— Да, то есть нет. Она уехала сама.

Тамм сбивчиво рассказал ему все, что произошло. Пока Лейн наблюдал за губами инспектора, вокруг его немигающих глаз появились паутинки морщин.

— Я не знаю, что мне делать, — простонал Тамм. — Это моя вина, я не понял вовремя, что произошло. Она вышла на след убийцы и, очертя голову, бросилась на его поиски. Одна… Это может быть опасно, Лейн. Ее нет уже неделю. А вдруг… — Он запнулся, не в силах выговорить страшное слово, мелькнувшее в его мозгу.

— Итак, вы думаете, — пробормотал Лейн, — что она каким-то образом вышла на след убийцы и что он мог…

Онемевший инспектор кивнул.

Мужчины долго хранили молчание. Где-то поблизости начала свою песню малиновка; Тамм слышал, как чем-то недовольный Квейси препирается с садовником. Но глухой Лейн ничего не мог слышать. Он изучал траву у себя под ногами. Наконец, вздохнув, он положил руку с набухшими венами на плечо Тамма, и инспектор взглянул на него с болью и надеждой.

— Бедный старый друг. Не могу выразить словами., как сочувствую вам… Кому дано постичь женский ум?

Вы слишком откровенны и по-мужски примитивны, мой друг, чтобы понять, что творится в душе Пэтиенс. Женщины обладают неистощимой энергией, когда дело доходит до мучения мужчин. У вас есть с собой карандаш и бумага?

— Конечно, конечно…

Инспектор, порывшись в карманах, достал ручку и обрывок бумаги.

Закончив свою записку, Лейн тихо сказал:

— Поместите это в разделе частных объявлений всех нью-йоркских газет, инспектор. Возможно, кто знает, это нам поможет.

Тамм удивленно взял листок бумаги.

— Если что-нибудь выясните, сразу дайте мне знать.

— Безусловно. — Голос инспектора сорвался. — Большое спасибо, Лейн.

На несколько секунд гримаса боли исказила бледное лицо старого джентльмена. Его губы скривились в странное подобие улыбки.

— Это то немногое, что я могу для вас сделать. — Он подал Тамму руку. До свидания.

— Пока, — пробормотал Тамм.

Они пожали друг другу руки, и инспектор быстро зашагал к своей машине. Перед тем как запустить мотор, он прочитал послание Лейна, Оно гласило: «Пэт. Я все знаю. Возвращайся. Д. Л.».

Инспектор облегченно вздохнул, завел мотор и исчез в облаке дыма и пыли. Лейн поднялся и со странной улыбкой смотрел вслед машине до тех пор, пока она не скрылась из виду. Затем по его телу пробежала дрожь, он сел и еще плотнее укутался в одеяло.

На следующий день двое мужчин — старый и молодой — сидели за столом друг напротив друга. Они выглядели усталыми и изможденными. Возле каждого стояло по пепельнице, полной окурков. На полу между ними возвышалась груда смятых утренних газет. В квартире было прохладно и тихо.

— Вы думаете, она вернется? — в двадцатый раз спросил Роу.

— Не знаю, сынок.

Внезапно они услышали, как в замке повернулся ключ, и, вскочив на ноги, бросились в прихожую. Дверь открылась. На пороге стояла Пэтиенс.

Приглушенно вскрикнув, она бросилась в объятия отца. Тамм издал какой-то бессмысленный звук, а Пэтиенс громко всхлипнула. Она казалась измученной, бледной и похудевшей, как будто ее долго подвергали невыносимым страданиям.

Роу покорно ждал, пока Пэтиенс не перевела на него взгляд.

— Гордон!

— Пэт!

Инспектор повернулся и удалился, оставив их наедине.

— Пэт, я до сих пор не мог представить…

— Знаю, Гордон.

— Я люблю тебя, моя дорогая. Я не мог вынести…

— О, Гордон. — Она положила руки ему на плечи. — Милый мой мальчик. Я совершила глупость, поступив так.

Роу обнял Пэтиенс так крепко, что у нее перехватило дыхание. Какое-то время они стояли, не шевелясь, потом поцеловались и, не произнеся ни слова, прошли в гостиную.

Инспектор ухмылялся. Он успел зажечь свежую сигару и пускал вверх клубы дыма.

— Все устроилось, а? — не скрывая ликования, произнес он. — Отлично, просто отлично. Гордон, сынок, прими мои поздравления. Итак, черт возьми, наконец воцарился мир.

— Папа, — прошептала Пэтиенс, и радостное выражение на ее лице сменилось беспокойством. — Он в самом деле все знает?

— Все? Кто?.. Ах, Лейн. Ну, он так сказал, Пэтти! — Инспектор подошел к ней поближе. — А какая разница?

Главное, ты вернулась, а больше меня ничего не волнует.

Она мягко отстранилась.

— Нет, есть еще кое-что…

— Он просил, — хмуря брови, произнес Тамм, — сообщить, как только ты приедешь. Я пойду позвоню…

— Вот как? — Щеки Пэтиенс слегка порозовели, и глаза лихорадочно заблестели. — Нет, папа, прошу тебя!

Лучше мы все расскажем ему лично. Какой же взбалмошной беспечной дурой я была! Ему грозит страшная опасность, — закричала она, бросившись в прихожую. — Шевелитесь!