Мишель Гельдлин - Ветер умирает в полдень

А потом городок начал стремительно расти и перемахнул через реку, в честь которой его назвали, желтую и грязную летом и замерзшую все остальное время. Адриан смотрит на выветренные склоны по ту сторону каньона, рядом с выступами, на которые прежде взбирались только овцы, искавшие траву погуще, а теперь там стоят времянки, сборные домики, что служат лет по десять, а по сторонам будущих улиц, проложенных концентрическими полукругами, выстроились цепочки автофургонов. Удобств – никаких. Здесь же примостилось здание, в котором временно открыли школу, и торговый центр, сооруженный на скорую руку, но слишком претенциозный для этого пустыря.

Сорок лет назад, когда Адриан работал на железной дороге, чтобы платить за учебу, на станции Рок-Ривера уже пересекались три главные линии. Вокруг пооткрывалось множество баров, танцевальных залов, притонов и забегаловок, где бурлила развеселая жизнь. И ночью, при неоновом освещении убогие и грязные домишки выглядели не так уж тоскливо.

Когда от станции отъезжал поезд, дрожали все здания на нижней улице. То была эпоха угля и пара.

Совсем другое дело – нынешние локомотивы, огромные, красно-желтые, с четырьмя дизельными моторами в три тысячи лошадиных сил каждый; сверху – крошечная застекленная кабина для машиниста. Ежедневно по их воле с места трогаются двести вагонов по сотне тонн, скользят по рельсам, излучая прозрачные волны тепла, набирают скорость и исчезают вдали, в направлении индустриальных центров.

Если бы не железная дорога, пустыня замерла бы в своей дреме, совсем как Рок-Ривер и прочие городки-миражи.

Летом по воскресеньям площадь перед станцией пробуждается после утренней службы. В этой глуши ревностно чтят Всевышнего, здесь возвели девять храмов – церкви, соборы, синагоги, здесь нашлось место для всех сект и религий.

На утоптанной площадке сходятся чуть ли не все 13497 обитателей Рок-Ривера: по-праздничному нарядные женщины; аккуратно причесанные – правда, ненадолго – ребятишки; мужчины в джинсовых костюмах, в черных или бежевых широкополых фетровых шляпах, шнурки стягивают воротники рубах. На ногах красуются остроносые расшитые сапоги, а на кожаных поясах блестят латунные пряжки.

Автогонки со столкновениями – развлечение грубоватое, но беззлобное. На автогонках меряются силами современные рыцари; по сигнальному выстрелу из пистолета разноцветные машины с ревом срываются с места, поднимая облака пыли и обдавая зрителей запахом горячей смазки. Водители в касках, впряженные в эти тяжелые колымаги, жаждут лишь одного: добиться победы – живыми или мертвыми! Скрежет терзаемой стали, гул перегретых моторов, оглушительный грохот, когда у какой-нибудь несчастной стальной лошади отрывается передний мост или она переворачивается. Все это сопровождают радостные крики и смех толпы. Иная машина вспыхивает – под хохот зрителей, если только водитель остается цел. Чуть-чуть крови, несколько шрамов – без этого не обойтись. А для победителя – приз из посеребренного металла и чек.

Гонки чередуются здесь с родео, которое неизменно остается любимым зрелищем местных жителей. И Адриан Рэндал не пропускает ни одного родео.

Ну как не полюбоваться на это единоборство с необъезженными конями! А сделать лошадь "необъезженной" проще простого: засуньте ей кнопку под тугую подпругу, вот и все! Седоки скачут без стремян, крепко вцепившись одной рукой в моток веревки, а с помощью другой руки и ног пытаясь удержать равновесие. А если свалишься – берегись жестоких копыт мустанга! На номерных знаках машин Вайоминга даже изображен человек верхом на брыкающемся коне.

Свистят лассо, опрокидываются молодые бычки, на всем скаку опутанные веревкой и внезапно сбитые с ног. Ковбои гоняются за близорукими быками, преследуют их по пятам, приподнявшись в седле с высокой передней лукой, а потом на всем скаку прыгают им на холку и хватают обеими руками за острые рога. Только так можно повалить тяжелое животное. Но горе тому, кто промахнется! Аплодисменты тут же сменяются свистом и насмешками, а это побольнее, чем раны и ушибы.

Три музыканта на небольшом возвышении играют ритмичные и зажигательные мелодии прошлых лет; звуки скрипки, банджо и варгана заглушают крики продавцов поп-корна и кока-колы. После состязаний в коррале – веселая кадриль и бурре, как повелось с давних пор.

Родео, автогонки, кабачки, драки, вечная борьба с холодом и ветром, черная утроба шахты – таков Рок-Ривер, город веселых женщин и сильных мужчин.

Пустыня и уединение придают городу значительность. Гряды гор закрывают горизонт и тянутся вплоть до Скалистых гор. Бесконечные землисто-серые просторы, все оттенки серого: песок и гравий, гранитные, нефритовые и обсидиановые монолиты, окаменевшее красное дерево, дымчатый кварц, изумрудные или желтые агаты; камни, в которые превратилась мягкая древесина исчезнувших пальм; скопления спиральных раковин, ставшие мрамором, аммониты, затвердевшие останки ископаемых рыб – сто пятьдесят миллионов лет назад здесь было море; застывшие капли сока растений; дюны, разрушенные землетрясениями. И поверх всего этого – следы человека, жалкие и недавние по времени: наконечники стрел, копий, кремневых томагавков; железная дорога, город, аэродром, автострада – будто царапины на теле земли.

Сюда, в Красную пустыню, уходит радуга. Безжизненная пустыня? Со своего холма Адриан видит редкий бурый кустарник, содержащий ментол, с большими двуполыми красными цветками; кактусы, что питаются влагой из собственного толстого и сочного стебля; засохшие шары перекати-поле, закованные в колючую броню, которые бесшумно, как призраки, и подпрыгивая на ветру, преодолевают милю за милей. В каждой расщелине скалы прячутся муравейники, логова тощих койотов, гнезда хищных птиц, убежища скорпионов, тайные норы, где свернулись гремучие змеи. Поодаль от собак динго и овечьих стад бродят антилопы.

Нигде Адриану не дышится привольней, чем в его пустыне.

Суббота, 3 февраля

В субботу 3 февраля в семь часов утра я был на работе. Сначала я патрулировал улицы Рок-Ривера, чтобы отметить машины приезжих. Это длилось час или полтора.

Дарелл Фримен покусывает кончик фломастера. Он корпит над черновиком своего отчета и время от времени задумывается, стараясь подобрать верное слово. Это единственное, что его всерьез раздражает в работе. Он – человек действия, а вся эта писанина.

Затем я остановился у мастерской Фрэнка Тракера по изготовлению кузовов. Сначала мы поговорили, а потом выпили кофе в "Мустанге". Мы уже собирались уходить, когда мне позвонили от шерифа. Мне сообщили, что у восточного туннеля автострады горит красный свет – значит, на дороге имеется препятствие. Было девять часов восемнадцать минут. Я съездил к туннелю и выключил свет, поскольку на дороге ничего не оказалось. Фрэнк был со мной, и я подвез его до мастерской.