Анатолий Безуглов - За строкой приговора…

– Здоров, Петро… – он хрипло рассмеялся. – Забываешь старых приятелей. Все деньгу копишь? Угостил бы ради встречи.

Пётр недовольно отмахнулся.

– Настроение не то.

– Дела небось на рынке плохи? – понимающе улыбнулся Ярохин. – Так это не только у тебя. Перед тобой заходил Семёнов из Поддубного, знаешь его? Так у него тоже не лучше.

Ярохин знал все последние рыночные новости. Они стекались со всего рынка в чайную.

– Что же делать будешь, Петро? Так и прогореть недолго.

– Не каркай, – стукнул кулаком по столу Бычков. – Без тебя душа горит.

– Да ты не обижайся, я же тебе добра хочу… Тут одно дельце есть… – Ярохин оглянулся по сторонам. – Выпить бы неплохо…

– Да где же я тебе выпить-то возьму? До завтра потерпеть не можешь?

– Не могу, Гаврилыч, поверь, не могу. Я знаю, где можно достать. Там и о деле поговорим. Только никому ни-ни. Понял? – Ярохин живо поднялся, пританцовывая на одной ноге. – Пошли.

Приятели молча шли по притихшей улице.

Возле большого сумрачного, из потемневших брёвен, дома они остановились и исчезли в тёмном провале двери.

С тех пор на деревне стали замечать, что Бычков изменился. На базаре появлялся редко, только за покупками…

Судья. Ваша фамилия, имя, отчество и должность?

Свидетель. Смирницкий Иван Кузьмич, бригадир колхоза «Рассвет».

Судья. Вы знакомы с подсудимым?

Свидетель. Да я со всем, почитай, районом знаком.

Судья. Какие у вас отношения?

Свидетель. С Петром-то? Нормальные отношения. Чего нам делить?

Судья. Вам что-либо известно о том, что Бычков промышлял самогоноварением?

Свидетель. Вот чего не знаю, того не знаю…

Из протокола судебного заседания

Осень было холодная и злая. Дожди шли неделями. Земля размокла, по дорогам ни пройти ни проехать.

Как-то Пётр вернулся домой вместе с бригадиром.

– Слушай, Анюта, принеси-ка нам горяченького. А то продрогли мы с Кузьмичом, – попросил он жену.

На столе появился борщ, солёные огурцы, варёная картошка.

– Ну, Кузьмич, по маленькой, что ли?

– А что? Можно.

Пётр достал бутылку с мутноватой жидкостью.

– Где это ты раздобыл? – удивился бригадир.

– На станции. На водку не хватило, так пришлось взять это у одной тётки. И недорого. Будь здоров!

Они чокнулись и выпили.

– А что за тётка-то? – продолжал допытываться Кузьмич.

– Тётка как тётка. Две руки, голова. Мы с ней детей не крестили. А тебе-то зачем? – подозрительно покосился Пётр. – Председателю доложить хочешь?

– Чудак!.. Просто сам хотел достать где-нибудь…

– Смогу устроить… Это нетрудно.

Возвращаясь домой, бригадир снова и снова вспоминал разговор с Петром.

«Черт его знает, откуда он берет самогон. А какое мне, собственно, дело? Что я – милиционер? А хоть бы и сам варил! Ведь за свои деньги и сахар покупает, и все…»

После самогона было тепло и весело. Даже дождь не казался таким противным.

– Все-таки хорошая это штука, выпьешь – и вроде легче становится. Вот как сегодня: председатель честил с утра, муторно было, а сейчас ничего. А Пётр – хороший мужик. И работает ничего, только жмот порядочный. Ну да все мы не без греха…

С утра у бригадира страшно болела голова, и он забежал к Петру.

– У тебя там не осталось в бутылке? – подмигнул он Бычкову.

– Да есть немного. А что?

– Опохмелиться бы.

– Это можно.

Пётр исчез в задней комнате и через некоторое время вернулся со стаканом самогона и солёным огурцом.

– Спасибо, Гаврилыч, выручил ты меня, а то спасу не было – башка трещала! – говорил Петру бригадир, когда они шли на работу.

– Да ладно уж, – отмахнулся Бычков. – Чего там, свои люди – сочтёмся. Надо будет – заходи. Выручу.

Так у Петра появился первый клиент. А обслужить он мог многих…

Посреди задней комнаты теперь стоял большой жестяной чан – литров на двадцать. Сверху его прикрывала крышка. Это и был самогонный аппарат.

Сам Бычков не решался продавать свою продукцию, а делал это через бабку Ефросинью из соседнего села. Это была довольно бойкая старуха лет семидесяти. Любители выпить хорошо знали её дом. Постоянным клиентам самогон отпускался даже в кредит.

Многие знали, что бабка продаёт самогон, но смотрели на это сквозь пальцы. Бычков же оставался в тени.

– Петя, а может быть, не надо! – говорила Анна. – Ведь нам и без того хватает.

– Ты только помалкивай, – предупредил Пётр. – И сыну Славке надо сказать, чтобы не проболтался. Для него и тебя стараюсь, чтоб жизнь сделать вольготную.

И жизнь в доме с каждым месяцем становилась «вольготней»: купили радиоприёмник, Славке Бычков подарил велосипед.

Сын не очень хорошо понимал слово «самогон». Самолёт, самокат – это ему было понятно. Это были привычные вещи, о которых люди говорили открыто, не таясь. А вот при слове «самогон» отец почему-то обязательно понижал голос:

– Ты, сынок, помалкивай про заднюю комнату. Чтоб никому…

– А почему, бать?

– Вырастешь – поймёшь. А пока это тайна. Ты тайны хранить умеешь?

– Умею, – серьёзно отвечал Славка.

Так в его маленькую жизнь вошла первая тайна. Нехорошая, грязная.

Как только из задней комнаты начинало тянуть сладким запахом, отец посылал его на улицу.

– Поди погуляй. Если кто-нибудь подойдёт, прибеги и скажи.

Славке это напоминало игру в войну. Когда кто-нибудь приближался к их калитке, сердце его замирало. «Ну войди, войди же…»

Но никто не входил. Проходил один час, другой. Славке становилось скучно.

И однажды Славка не выдержал и убежал, ничего не сказав. Мимо шли ребята кататься с ледяной горки.

«Прокачусь разок и обратно», – решил Славка и помчался к горке.

Но так уж получилось, что домой он вернулся только поздно вечером.

– Где был? – мрачно спросил отец.

– Я, бать, на минуточку… – начал было Славка.

– На минуточку, – взорвался Пётр. – А если кто-нибудь пришёл бы в эту минуточку – тогда что?

– А что, бать? – переспросил Славка.

– Посадили бы меня, вот что.

В беззаботную мальчишескую жизнь вошло ещё одно слово – «посадили». Слово это вызывало страх.

Ночью Славка проснулся от ужаса. Ему приснилось, будто отца арестовали. Мальчик сел на кровати и заплакал. Ему было страшно.

За закрытой дверью разговаривали. Славка приоткрыл дверь. За столом сидели отец и бригадир Кузьмич, и ещё один дядька, которого он не знал. На скрип двери все трое мгновенно повернулись.

– А-а… наследник! – Отец был какой-то красный, взлохмаченный. Таким его Славка видел в первый раз. – Входи, входи. Значит, хочешь узнать, что такое самогон? Сейчас узнаешь.

Анны в комнате не было. Ей нужно было рано идти на ферму, и она легла спать. Да и не любила она этих ночных сборищ.

– На, попробуй, – отец поднёс к Славкиному лицу стакан с мутной жидкостью.