Анатолий Безуглов - За строкой приговора…

Болезнь, неопытность, молодость, дурное влияние, стечение неблагоприятных обстоятельств – все это учитывается судом при определении меры наказания осуждённому. Но, установив вину подсудимого, суд в ряде случаев может и не применять к нему наказания. Это происходит, если ко времени рассмотрения дела вследствие изменения обстановки деяние потеряло характер общественно опасного или лицо, его совершившее, перестало быть общественно опасным. Суд отказывается от наказания и по малозначительному или не представляющему большой общественной опасности преступлению, если придёт к выводу, что подсудимый может быть исправлен мерами общественного воздействия.

Обычно наказание назначается в пределах, установленных соответствующей статьёй Уголовного кодекса, предусматривающей то или иное преступление. Но, учитывая исключительные обстоятельства дела и личность виновного, суд может назначить наказание ниже низшего предела. Может он осудить и условно.

Гуманность по отношению к обществу и гуманность по отношению к тому, кто противопоставил себя этому обществу…

Анна Ивановна достаёт из ящика письменного стола конверт, в нем фотография человека средних лет. На обороте снимка надпись: «Человеку с большой буквы. Анне Ивановне Степановой от бывшего рецидивиста В.Сысоева».

– Мой «крестник», – говорит Степанова. – Теперь начальник цеха. Техникум закончил, институт, отец семейства. А когда мы с ним впервые встретились… Впрочем, это было давно. Я тогда работала в Красногвардейском посёлке, он теперь включён в черту города…

Анна Ивановна молча рассматривает снимок. С плотного картона на нас пристально глядят слегка прищуренные глаза Владимира Сысоева. Кажется, он тоже вспоминает своё прошлое, которое сдано в архив вместе с делом Э 69, рассмотренным некогда Народным судом Красногвардейского района.

Это гражданское дело («Истец: С.С.Сысоев. Ответчик: В.Н.Сысоева. Иск о разделе имущества») с юридической точки зрения сложным не было. Но судьи долго не выходили из совещательной комнаты.

…Семена Семёновича Сысоева в посёлке знали многие. Знали как пьяницу.

Да, Сысоев любил выпить. И пьяный он становился страшен…

Произошло это месяц назад. Сысоев привёл в дом, где помимо него жили жена и дети, свою любовницу.

– Пить будем и гулять будем, а смерть придёт – умирать будем! Машка, открывай бутылку! – лихо выкрикивал Сысоев, притоптывая каблуками. – Чего? Открыть не можешь? Э-эх ты! Сейчас я штопор найду…

У двери Сысоев лицом к лицу столкнулся с Верой Николаевной.

– А-а, ты здесь. Дай штопор.

Смотря невидящими глазами в лицо мужа, Вера Николаевна глухо сказала:

– Со мной чего уж… Но хоть детей-то б постыдился. Взрослые дети-то…

Ответом ей была площадная брань.

За мать вступились Володя и Дина. И началось то, что часто происходило в доме Сысоевых…

– Кто вас кормит, а? – кричал Семён Семёнович. – Дармоеды! Да я вас в бараний рог согну!

Во время этой безобразной сцены у тяжело больной дочери Сысоева горлом пошла кровь.

– Папа, прекрати, видишь, Дине плохо, – умолял Володя, показывая отцу окровавленное полотенце. – Не надо, прошу тебя.

Но Сысоева уже ничто не могло остановить. На пол летела посуда. Падали опрокинутые стулья. Трещала мебель. Все это перекрывал пронзительный, надрывный голос отца:

– Вон! Вон из дома!

В эту ночь Дина скончалась. Хоронили её мать и брат. Отца на похоронах не было. А через неделю в суд поступило исковое заявление: Сысоев просил о разделе имущества…

Судьи вышли из совещательной комнаты только в восемь часов вечера. Зал судебного заседания был пуст. Но судьи торжественно стояли за столом, когда Анна Ивановна, держа перед самыми глазами мелко исписанные листы бумаги, читала громким голосом знакомые слова: «Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики…»

Решение было кратким. Зато более пространным был другой документ – частное определение суда.

«При рассмотрении дела, – гулко и торжественно раздавался в пустом зале голос судьи, – выявились такие обстоятельства, которые, по мнению суда, должны стать предметом обсуждения общественности. Пьяница и хулиган, человек без всяких моральных устоев, Сысоев на протяжении многих лет терроризировал свою семью. Он избивал жену и детей, устраивал дебоши, унижал человеческое достоинство членов семьи. Сысоев требовал от своего сына Владимира денег, толкая его на путь преступлений, приводил в дом женщин, организовывал попойки. Именно на Сысоеве лежит моральная ответственность за скоропостижную смерть дочери. Положительная характеристика с комбината, представленная Сысоевым в судебное заседание, свидетельствует лишь о том, что профсоюзная организация комбината не интересуется жизнью членов коллектива в быту, искусственно отрывая быт от производства. Работники комбината забыли простую истину, что в социалистическом обществе быт и работа неотделимы. У нас не должно быть людей с двойным дном, каким является Сысоев. Суд также не может пройти мимо крупного пробела в работе средней школы, учеником которой является Владимир Сысоев. Владимир неоднократно пропускал занятия, иногда приходил в класс с явными следами побоев. Однако ни дирекция школы, ни комсомольская организация не поинтересовались, чем это вызвано, не предприняли никаких попыток изменить это ненормальное, дикое для нашего времени положение, которое сложилось в семье Сысоева…»

Частное определение зачитано, но Анна Ивановна ещё держит перед собой листы бумаги. Потом она медленно складывает их и обращается к заседателям:

– На сегодня вы свободны, товарищи.

…На следующий день после суда Володя был выгнан отцом из дома и исчез из посёлка.

– Он давно собирался убежать, – говорила Сысоева Анне Ивановне. – Да я не верила. А теперь, знать, придётся век одной доживать.

– Ничего, отыщем. А то и сам вернётся, – утешала её Анна Ивановна.

Но Володя не вернулся. А сведения о нем поступили много позднее – сведения о привлечении его к уголовной ответственности и о первой судимости…

Вечерело. Володя шёл по безлюдным в этот час улицам посёлка. Последние события смяли его. Что делать?

Перед глазами мелькало застывшее от горя лицо матери, пьяный отец… В смерть Дины не верилось. Казалось, что вот сейчас появится её сухонькая фигурка, послышится глухой кашель… Да, больше дома делать нечего. Надо уходить… Но куда? К кому?

Он прошёл мимо нового здания клуба, от которого ещё пахло сосной и свежей краской. Возле клуба толпились люди. Слышался смех. Продавали билеты на последний сеанс.

Володя зябко передёрнул плечами. Холодно. Осень. Мать уже второй год собиралась подшить к пальто ватин. Но не было денег, отец все пропивал.