Марина Серова - Свадебный кастинг

– Саша! – раздался умоляющий голос его жены. – Хоть ее-то не трогай! Ходить же мне не в чем будет!

– В ватнике походишь! – как разъяренный зверь, зарычал мужчина и вдруг заорал: – А ты куда? – Я поняла, что это Таисия попыталась сбежать. – С тобой отдельный разговор будет! За то, что ты Витьку помоями облила перед Томкиными родителями! Ты к ним, стерва, прощения просить пойдешь! На коленях стоять будешь! Я тебя туда сам за космы отволоку!

– Саша! – истерично взвизгнула Скворцова. – Не трогай меня! Я сейчас милицию вызову!

Тут раздался звук, который можно было квалифицировать только как звук здоровенной затрещины, и гневный голос Чернова:

– Бабка Ани из-за твоей подлости восемь лет живым трупом пролежала, а ты – милицию! Да тебя, суку, удавить мало!

Поняв, что дело действительно может кончиться милицией, я рванула обратно в квартиру и зацепилась ремнем своей любимой сумки из натуральной кожи за ручку двери. Кожа лопнула, крепление вырвалось с мясом, но мне некогда было горевать. Схватив сумку под мышку, я быстро вернулась в комнату, где уже были видны явные следы погрома. Впечатление было такое, что там кутила банда петлюровцев: пол усыпан многочисленными осколками посуды, здесь же валялись надорванный ковер – силы отцу Виктора было не занимать и клочья каракулевой шубы. Его жена забилась в угол между диваном и стеной, сжалась в комочек и только закрывала лицо руками, а вот Скворцова с багровевшей после удара щекой пыталась прорваться к двери, но Чернов одной рукой держал ее, а вторая была уже занесена для следующего удара, который мог быть не только гораздо сильнее предыдущего, но и иметь более серьезные последствия – крепостью сложения Таисия не отличалась и прибить ее на месте ему было как другому человеку таракана раздавить. Я прыгнула с места и повисла на его поднятой руке, причем он этого, кажется, даже не заметил.

– Успокойтесь, Александр Семенович! – быстро заговорила я. – Убьете ведь эту тварь ненароком, а отсидите как за порядочного человека. У вас ведь с сыном все наладиться может, а вас посадят! Эта же гнида действительно может написать на вас заявление! Не волнуйтесь! Она свое получит! Я же вам говорила, что свекор Анны генерал, вот он и устроит ее сыну-военному такую веселую жизнь, что он волком взвоет! Ему объяснят, за что ему такие пряники с неба посыпались и кого он за них благодарить должен! Вот пусть он тогда со своей мамашей и разбирается! Это ей не пощечина, это ей на всю оставшуюся жизнь мука будет!

Чернов резко выдохнул и руку опустил, а Скворцова взвизгнула:

– Сына не трогайте!

– Как чужому сыну три раза жизнь сломать, так ты – пожалуйста! Как двум девчонкам жизни изуродовать, так ты даже не задумалась! – язвительно сказала я. – А как до родного дошло, так «не трогайте»? А вот пошлют его в горячую точку, как тогда запоешь? Или на Крайний Север? На Лисий Нос какой-нибудь? – И спросила у Чернова: – Как его зовут и где он служит?

– Константин Михайлович Скворцов, интендант он, капитан, а служит под Воронежем, – ответил он, немного успокоившись.

– Чтобы за интендантом да грехов не найти? – рассмеялась я. – Устроят ему проверочку по всем статьям, и сядет он как миленький! Или переведут с понижением к черту в зубы! Нет! Генерал этого так не оставит! – уверенно заявила я. – Он свою сноху знаете как любит? Надышаться не может! Он за нее кому угодно голову свернет! Так что ты, Таисия, сыну-то позвони и сообщи, что веселые времена его ожидают! А еще не забудь сказать почему! Ох, и отблагодарит он тебя!

– Не трогайте Костика! – умоляла меня насмерть перепуганная Скворцова. – Он же ни в чем не виноват! Это я! Я одна во всем виновата! – кричала она. – Точнее, она! – Она ткнула рукой в сторону угла. – Это она уговорила меня проследить за тем, чтобы Витя ни на ком в Тарасове не женился! Это она, когда сначала про Тамару, а потом про Анну узнала, просила меня отвадить их от него!

– Ты еще страдалицей себя изобрази! – ехидно сказала я. – И к Марине ты по доброте душевной ходила, и внушала ей, что Виктор никуда от нее не денется и вы ей всячески поможете его заполучить? Это ты ей, когда она к тебе в больницу прибежала, все ей про Анну рассказала?

– Да кто же тогда подумать мог, что она на такое решится? – запричитала она. – Знала я, конечно, что она больная, но не настолько же! А ходила я потому, что она просила! – Скворцова снова ткнула в угол.

– Чем она с тобой расплачивалась? – грозно спросил Чернов. – Отдавала что-нибудь из того, что от Маринкиной матери получала? Ты же бесплатно шагу не ступишь!

– Да что я брала-то?! – всплеснула руками Таисия. – Посуду старую да тряпки ношеные! Что получше-то она себе оставляла! А я исключительно по-родственному помогала!

– Пошла вон! – брезгливо поморщился Чернов. – И чтобы духу твоего здесь больше не было!

– Иду, Сашенька! Иду! Только вы уж Костика моего не трогайте! Он-то за что страдать будет, коли у него мать дурой оказалась? – затараторила она, пятясь к двери.

– А это уже свекор Ани решать будет: трогать или нет! – сказала ей я, и она выскочила из квартиры.

Мать Виктора осторожно пошевелилась в углу, испуганно глядя на нас, и я с горечью сказала:

– Что же вы наделали? Неужели вам тряпки с сервизами так глаза застили, что вы родного сына на заклание отдали? Сколько человек вы несчастными сделали только для того, чтобы Виктора выгодно, с вашей точки зрения, женить! Тамару! Анну! Ее бабушку, которая могла бы еще жить да жить, причем полноценной жизнью! А, главное, Виктора! Если вам за счастье было крохам с барского стола радоваться, то почему вы думали, что Виктор такой же, как и вы? Что он ради жирного куска тоже будет на все глаза закрывать? – Она тихо заплакала, и я безжалостно добавила: – Вот они, горькие слезы чужого несчастья! Сколько человек по вашей вине страдали, а вот теперь вам эту кашу расхлебывать придется! Причем до конца жизни!

– Никогда тебе этого не прощу! – с ненавистью сказал Чернов и бросил: – Приберись, а я пока к Носовым схожу! Скажу им пару ласковых!

– Можно мне с вами? – попросила я.

– На Маринку посмотреть хочешь? – усмехнулся он. – Да там смотреть-то не на что! Ну что ж, пошли!

Мы спустились во двор и, перейдя его, вошли в подъезд соседнего дома и поднялись на третий этаж. Чернов позвонил в дверь, нам открыла увешанная золотом немолодая женщина с изможденным лицом и больными глазами.

– Проходите, Александр, – пригласила она и посмотрела на меня ничего не выражающим, равнодушным взглядом.

– Я к вашей дочери, – объяснила я.

– Проходите, – снова сказала она без всякого интереса.

Мы с Черновым вошли, и я увидела в кресле в углу тонкую фигуру в черном, которая сидела, уронив руки на колени и опустив голову.