Чингиз Абдуллаев - Мечта дилетантов

— Он убил Паушкина на глазах двух свидетелей, — устало повторил адвокат, — сам признался в убийстве. На ноже его отпечатки пальцев. На его рубашке и пиджаке кровь убитого. Что еще нужно? Абсолютно ясное дело. Как обычно называют такие уголовные дела мечта дилетантов. Любой следователь-стажер может закрыть это уголовное дело и вписать в свой актив одно раскрытое преступление. Конечно, жалко Абасова. Он несчастный человек. Я буду строить свою защиту на фактах из его личной жизни. Девять лет назад у него умерла первая супруга после тяжелой болезни. На руках остались девочки-близнецы. Очевидно, эта травма очень сильно сказалась на его характере. Все свидетели утверждают, что он очень любил свою первую супругу. Детей отправили в Баку, к родственникам. Конечно, это была большая травма, после которой он сильно изменился, замкнулся в себе, начал пить. И в результате рано или поздно должен был сорваться. Вот он и сорвался. Я думаю, что если судья будет женщина, она нас может понять. И мы тогда попросим пятнадцать лет. А через десять он сможет выйти.

— Через десять лет ему будет уже пятьдесят четыре года, — напомнил Дронго, — кому он станет нужен? Куда он пойдет?

— Ну, извините меня, он должен был осознавать, что именно делает. Нельзя убивать человека только в силу личной неприязни и не нести за это никакой ответственности.

— А почему он приехал в отель? Как он узнал, в каком номере находится Паушкин? Откуда взялся нож? Вы все это проверили?

— Послушайте моего совета. Не нужно крутить это дело. Чем больше вопросов, тем хуже для нашего подзащитного. Он сорвался и наделал глупостей. Устроил трагедию. Нужно его пожалеть, а вы хотите задавать ненужные вопросы, которые только усугубят его положение. Еще до того как Абасов приехал в отель, он устроил разгром в кабинете Паушкина. Там нашли его отпечатки пальцев. Это уже неопровержимые доказательства. Зачем давать прокуратуре лишний шанс посадить нашего клиента на всю жизнь. Мне его даже жалко…

— Понятно, — кивнул Дронго, — ценю вашу жалость. Значит, вы ни с кем не разговаривали?

— Почему не разговаривал? — обиделся Жагафар Сабитович, — я взял характеристику из банка, где он очень положительно характеризуется. Все трое руководителей банка, с которыми я разговаривал, были о нем очень высокого мнения.

— Трое? — переспросил Дронго.

— Да, президент банка Гольдфельд, первый вице-президент Ребрин и другой вице-президент Лочмеис. У них в руководстве банка было четверо высокопоставленных сотрудников. Президент, первый вице и двое вице-президентов.

— А вы уточнили, что Ребрин должен был уходить и на его место планировалось выдвинуть Абасова?

— Да, Иосиф Яковлевич сказал мне об этом. Он очень сожалел, что все так произошло.

— Насчет Паушкина ничего не выясняли?

— Господин Дронго, — покачал головой Боташев, — мне уже много лет и я знаю свою работу. Конечно, разговаривал. Он живет в однокомнатной квартире у ВДНХ, поменял ее с трехкомнатной в Подольске, где раньше жил. Его бывшая супруга и дочь переехали в Новосибирск, где живут и сейчас. Жена вышла замуж во второй раз, но не отказалась от алиментов, которые Паушкин ей выплачивал. Я боюсь, что они могут вчинить Абасову еще и этот гражданский иск по содержанию дочери Паушкина, которые он будет обязан выплачивать до ее совершеннолетия. В связи с потерей кормильца, хотя ее мать и вышла замуж. Меня эта проблема чрезвычайно волнует.

Дронго подумал, что у каждого свои проблемы. Ему было важно понять, почему и как произошло это непонятное убийство, а пожилой адвокат беспокоился о гражданском иске, который могли предъявить его клиенту. Каждому свое.

— С кем еще вы разговаривали? — уточнил Дронго.

— С разными сотрудниками банка. Все говорили, что Абасов очень серьезный экономист, прекрасный руководитель, но с тяжелым характером.

— С кем еще?

— С его супругой, с его племянницей. Со всеми, с кем только возможно. Даже с его водителем. И я полагаю, что моя версия защиты имеет право на существование.

— А если судья будет мужчина, то как вы собираетесь его разжалобить? Раскажите другую душеспасительную историю.

Боташев нахмурился. Достал из кармана очки, надел их и укоризненно покачал головой.

— Я вас не понимаю. Вы хотите его окончательно утопить? Я предлагаю хоть какой-то шанс на спасение нашего клиента. А вы все время пытаетесь подсказать мне, как сделать ему еще хуже.

Дронго тяжело вздохнул, уже не пытаясь спорить. С таким адвокатом можно гарантированно получить пожизненный срок. Нужно будет убедить Абасова изменить свои показания. Но как отменить такой важный факт, как отпечатки пальцев убийцы в кабинете Паушкина, где был устроен беспорядок, и показания двух свидетелей, которые своими глазами видели, как убийца наносил последние удары. Нужно будет переговорить и со следователем, чтобы уточнить некоторые факты.

Он не стал больше мучить вопросами пожилого адвоката, понимая его позицию. Боташев уже смирился с мыслью, что его подзащитному будет обязательно вынесен обвинительный приговор, и собирался лишь облегчить участь Абасова, пытаясь хоть как-то смягчить безусловное обвинительное заключение. Через полчаса они уже входили в кабинет следователя Катусева.

Молодой тридцатилетний следователь Катусев был не только племянником генерального прокурора, хотя это было его главным достоинством. Он отличался своебразной хитростью, умел беседовать с подозреваемыми, находить общий язык со свидетелями. По-своему это был иезуитски ловкий и достаточно толковый специалист. Но учитывая родственные связи, его должностная карьера складывалась чрезвычайно успешно. И все понимали, что после завершения этого громкого дела, которое, конечно, же «случайно» досталось ему, Катусева ждет новое повышение и перевод на должность следователя по особо важным делам. Там можно было получить звание советника юстиции, а затем и старшего советника, сделав превосходную карьеру для своих тридцати лет. Важно было не сорваться и избежать видимых ошибок. Но в последнем громком деле, которое вел Катусев, ошибиться было практически невозможно.

Вице-президент банка испытывал антипатию к молодому и перспективному сотруднику своей организаци. Сначала он к нему просто придирался, затем устроил погром в его кабинете. После чего приехал в отель, где снял номер Паушкин, и нанес ему девять ножевых ранений в присутствии двух свидетелей. Дело было абсолютно ясным и очень громким. Не каждый раз в роли обвиняемого мог выступить вице-президент московского банка. И какого обвиняемого. Не обычное хищение или мошенничество, которое нужно было долго и терпеливо доказывать с помощью тысячи документов и справок и которое могло всегда «лопнуть» в суде. А убийство с отягчающими вину обстоятельствами, за которое Абасову могли дать пожизненное заключение, на чем и собирался настаивать выступающий на суде прокурор.