Елена Арсеньева - Ведьма из яблоневого сада

Прощай, прощай…

Что-то шелохнулось сзади.

– Простите, мадемуазель, – раздался испуганный голос Барбары. Так, значит, она уже рассталась со своим разносчиком? – Извольте скорей отправиться в комнату вашего батюшки.

Потом послышался какой-то странный звук.

Я обернулась. Оказывается, Барбара рыдала!

– Что случилось? – спросила я. Почему-то мои губы двигались с трудом, словно оледенели.

– Ваш батюшка… мсье Жерарди… – Она несколько раз осенила себя торопливым и неуклюжим крестным знамением. – Он только что скончался!

Я покачнулась, ноги не держали меня. Я точно упала бы, если бы не знала, что могу упасть только на кровать и тогда окажусь лежащей рядом с мертвым Себастьяном.

С мертвым братом и любовником!

Ужас отрезвил меня.

– Что произошло? – с трудом нашла я силы пролепетать. – Мой отец ведь был жив несколько минут назад. Что же случилось?

– А все мадам Мишю… – давясь слезами, вымолвила Барбара. – Она старая курица, все кудахтала и кудахтала: бедный мсье Себастьян, такой молодой, такой красивый… Так, причитая, она и ввалилась в спальню вашего батюшки, а господин нотариус возьми да спроси…

– Господин нотариус? – повторила я недоумевающе.

– Ну да, мадемуазель, нотариус Пастер, вы его знаете.

Конечно, я знала мэтра Пастера, он занимался бумагами отца и держал у себя его завещание. Какая сила принесла его сегодня? Зачем? Неужели отец так расчувствовался при виде вернувшегося блудного (вот уж воистину так!) сына, что решил немедленно вернуть ему и свое расположение, и свои деньги? Или Себастьян успел, успел-таки оговорить меня в глазах отца, прежде чем смерть встала между ним и мной?

Да нет, он не мог успеть! Или…

Бессмысленно расспрашивать Барбару, она все равно ничего не знает.

– Ну и что случилось после? О чем спросил мэтр Пастер?

– Он спросил, почему мамаша Мишю плачет. А та возьми да и ляпни: «Ах, бедный мсье Себастьян! Он был так молод!» – «Что значит был молод? – удивился нотариус. – Он что, умудрился за одну ночь постареть?» А старая дура давай реветь: «Теперь он никогда не станет старым! Он останется вечно молодым!» Тут ваш отец вскричал: «Где мой сын?!» И мамаша Мишю тогда только сообразила, что он, лежа на своей кровати, слышал ее дурацкую болтовню. Она так растерялась, что ничего не могла сказать, а только ударилась в слезы. «Мой сын! – вскричал мсье Жерарди-старший, ваш батюшка. – Мой дорогой сын!» Это были его последние слова…

Тут ноги у меня снова подкосились, и я опустилась на пол около кровати, на которой лежал мертвый Себастьян.

Боже мой!

Как все повернулось! Как все переменилось! И что же теперь будет? Что же теперь будет со мной?!

– Клер, – проговорила Алёна, когда нашла в себе силы говорить, – можно я… можно я возьму письмо и открытки?

Открытки нашей героине были и даром не нужны, но просить одно только письмо… Пожалуй, такая просьба будет выглядеть подозрительной.

– А вам зачем? – уставилась на нее Клер с веселым недоумением. – Вы что, знали людей, их написавших? – Она взглянула на конверт и открытки. – Патрика Жерара, и Лолу, и Мишеля, и «твоего Жанно» тоже?

– Нет, откуда мне их знать? – на самом голубом глазу удивилась Алёна. – Просто, наверное, послания уже никому не нужны, а я… а мне… Понимаете, я писательница, пишу книгу. Ну и мне очень дороги всякие документы. Люди иногда употребляют очень интересные речевые обороты, какие-то словечки встретишь, а то и факты любопытные. А тут… Тем более что писали о Нуайере, который мне очень нравится.

Расчет оказался верным. Клер, само собой, была великой патриоткой своего города, в котором когда-то снимали знаменитый фильм «Большая прогулка» и в котором в незапамятные времена побывала Жанна д’Арк, по слухам, прибившая подкову своего коня на стене собора Сен-Мартин в знак своей воинской удачи. И она – то есть Клер, а не Жанна д’Арк, понятное дело, – с легкостью отдала Алёне и открытки, и конверт. Похоже было, что почтальонша была не прочь поговорить о красотах и истории Нуайера, однако очень кстати зазвонил телефон за стойкой, и Алёна смылась, чуть только Клер отвернулась.

Свинство, конечно. Свинство, невежливость и черная неблагодарность.

Алёна вышла из здания почты – и угрызения совести немедленно покинули ее. Стало совершенно не до них, потому что почти напротив почты, около магазинчика, она увидела некий автомобиль… Автомобиль тот принадлежал человеку, который вчера, скрыв лицо под очками, голову – под красной каской, а тело – под тяжелой курткой, гонял ее по вспаханному полю и напугал почти до смерти.

Итак, они ее выследили все-таки. И этот человек приехал сюда, уверенный, что она даже и не подозревает ни о чем. Он и старая бургундская поганка Селин Дюбоннез считают русскую писательницу не только сумасшедшей (с легкой руки Достоевского), но и полной идиоткой. Он, конечно, смотрит на нее через окно магазина (Алёне было видно, что машина пуста) и думает, что сейчас выйдет, любезно раскланяется с Элен и предложит ее подвезти. А по пути…

Нет, ну нечестно же! Она ведь выполнила свою часть договора. А они?! Решили, что она глупая овца, которая сама пойдет к мяснику.

Что ж, им придется долго ждать!

И Алёна со всех ног понеслась в сторону автовокзала, где должны были стоять такси.

Человек, который хотел убить ее и который наблюдал за ней через окно магазина, усмехнулся и заплатил за бутылку кока-колы.

Ему повезло. Боялся, что потерял ее, а все же нашел. Такое невероятное везение! Для него, конечно, везение, а для нее…

Для нее скоро все кончится. Очень скоро!

Алёна пробежала кривым проулочком, носившим громкое название – улица Острых Ножей (вполне возможно, что где-то неподалеку имелась также улица Ножей Тупых), и выскочила на крохотную площадь, где обычно останавливался единственный рейсовый автобус, проходивший через Нуайер и связывавший его с железнодорожной станцией – Монбаром. Но площадь была пуста – ни автобуса, ни единого такси. И тут же она подумала, что глупо держать такси в городе, где у каждого жителя по нескольку машин. Если кому-то из туристов взбредет в голову поездить по округе, обслуживание возьмет на себя турагентство.

Такси нет. Значит, удрать от человека в красной каске (то есть сегодня он как пить дать без каски, что его отвратительной сущности вовсе не меняет!) становится гораздо труднее.

Тогда придется идти пешком. Причем не по дороге, а крутой тропой через гору, мимо знаменитого Vieux Chвteau. Тоже не вредно – полюбоваться лишний раз на такую красотищу. Неведомо ведь, доведется ли вообще посмотреть на замок. Вот заберет их завтра Морис, и кто знает, удастся ли ей когда-нибудь вернуться в Бургундию. Алена бы хотела приехать на будущий год, но… Еще дожить до будущего года нужно! Она изо всех сил гнала от себя мысль о том, что для нее даже до завтра дожить – и то проблематично.