Нина Васина - Ангел Кумус

– В принципе, – задумывается женщина, – ее мог взять и сын. Этот крысенок несколько раз пытался выяснить силу урусуйки, вызывая папочку на конфликт. А муж, – она задумалась, потом отрицательно покачала головой, – нет, этот слизняк способен только что-то украсть для другого. Она у тестя. В каком-то смысле удобно, что они сейчас где-то находятся втроем. То есть, место поиска можно ограничить, и искать сразу троих. Если троих – это дороже?

Ева зажимает указательным и средним пальцем боль, пульсирующую в виске.

– Закурите, – предлагает женщина, протягивая золотой портсигар, где за тонкой золотой пластинкой лежат сигареты разной длины. – Голова сразу пройдет. Вот эту возьмите, третью справа. Это бабушкина.

Ева, как под гипнозом, вытаскивает коричневую тонкую сигаретку с золотым колечком по ободку фильтра и крошечным значком чуть пониже колечка.

– Я почти не курю, – пожимает она плечами и с удивлением слышит свой извиняющийся голос.

Соломон приносит поднос с небольшим чайником и двумя чашками. Он щелкает зажигалкой, приближая к Еве язычок пламени, и кладет на стол пепельницу в виде створки большой перламутровой раковины.

– О! – оживляется женщина, берет половинку раковины и ковыряет ногтем облупившийся перламутр внутри, кое-где прижженный редкими затушенными сигаретами Евы. – Это твоя урусуйка?

– Извините, – после первой же затяжки Ева увидела, что предметы вокруг приобрели необычайную яркость цвета и четкость границ. – Что это за трава? Это не марихуана, – Ева рассматривает тлеющий кончик сигареты. – Я очень устала, и если бы вы высказались покороче и поконкретней, вы бы сэкономили мое время на отдых.

– Прошла голова? – интересуется женщина, отследив, как Ева тушит сигарету.

– Прошла, – Ева удивленно трогает виски. – Спасибо. Только теперь у меня галлюцинации начались.

Она наблюдает, как плюнув на пальцы, женщина тушит свою сигарету и осторожно заправляет ее в портсигар. Потом берет сигарету Евы из створки ракушки, гасит осторожно и тоже укладывает на прежнее место.

– Никому не дано знать, – заявляет она при этом, – что есть реальность, а что галлюцинация. Экономить, так экономить! Вот морды моих мужиков, – она шлепает по столу фотографией, на которой стоящего в центре подростка обнимают двое мужчин, очень похожие друг на друга. – Вот их имена, данные паспортов, вот карта Подмосковья и обведенное фломастером место, где они обычно жрут свежую рыбу, вот телефон любовницы мужа, а вот этот – зазнобы тестя, она живет в нашем подъезде. Теперь говори, сколько ты берешь аванса за троих, и я пойду.

– Сотня в день плюс дополнительные расходы на информацию, если она потребуется.

– Потребуется, – обещает женщина, вставая. – Если у тебя есть в ментовке информатор, позвони сразу, не нашли ли они в водохранилище утопленников. Постарайся присутствовать при вылавливании. Что, не нравлюсь я тебе? Что ты все время глаза закрываешь и вздыхаешь?

– Мне действительно не по себе, не обращайте внимания, – Ева встает и провожает женщину до дверей.

– Поняла, что такое урусуйка? – толкает ее женщина в бок локтем.

– Спасибо. Поняла. Последний вопрос, – говорит Ева, чувствуя, что пожалеет еще, что задала этот вопрос, – Вы уверены, что ваши близкие утонули?

– В первый раз, что ли!

Пошатываясь, Ева идет в ванную, осмотрев перед этим приемную. Пусто.

– Соломон! – кричит она.

Прихрамывая, Соломон идет из кухни. Он показывает Еве пустую створку раковины с легкой кучкой пепла.

– Где окурок?

– Ты не поверишь, забрала с собой! – разводит руками Ева.

– А я сразу сказал – ведьма!

– Соломон, давай съедим что-нибудь, а?

– Уже несу.

Пытаясь восстановить едой утерянное душевное равновесие, Ева соглашается и на бокал красного вина. Прислушиваясь к пустоте внутри себя, она вспоминает слова и жесты женщины, прикидывая, в какую историю вляпается, если эта ненормальная семейка действительно отягчена постоянными попытками групповых убийств или самоубийств..

Соломон включает магнитофон. Он режет дыню, освобождая дольки от кожуры и разрезая на одинаковые кусочки. Складывает их в салатник, поливает столовой ложкой ликера, посыпает тертым миндалем, и все это время крутится пленка, на которой чуть слышным шорохом – вздохи, и все. Наконец, скрип стула и голос мужчины:

«Простите, вы ведь ученица Отпевальщицы, если я не ошибаюсь?»

«Восьмая», – отвечает женский голос, потом слышно какое-то копошение и тихий гортанный смех.

– Это он на колено стал и руку ей поцеловал. Да-да, я подсмотрел, – кивает Соломон вытаращившей глаза Еве.

Снова – несколько минут тишины. Соломон десертной ложкой выкладывает Еве дыню на тарелку, сам ест из салатника.

«И травы сушите?» – голос мужчины.

«Обязательно. Я все делаю правильно, не то что девятая ученица.»

«Позвольте адресок или телефончик. В наше время хорошая ученица – это редкость. А Отпевальщице я обязательно похвалюсь вами, обязательно».

«Сначала попробуйте мой дым, потом хвал итесь».

«Талантливую Плакальщицу я и так вижу».

Ева вздрогнула, остановила запись, перемотала пленку.

«Талантливую Плакальщицу я и так вижу».

– Это все, – кивает Соломон на магнитофон. – Больше ничего не сказали. Точно – ведьма! Или секта какая подпольная. Сейчас сатанисты в Москве лютуют.

– Спасибо, Соломон. Иди, мне подумать надо.

Ева идет к своей картотеке. Длинная коробка с карточками поделена на два отделения. Деревянную коробку и надписи на металлических пластинках ей делал отец. На первой пластинке написано: «Мужчины Утешительниц». На второй – «Мужчины Плакальщиц». Лет в двенадцать, валяясь в гамаке с книжкой и наблюдая, как отец мастерит, Ева заговорила об отношениях между мужчиной и женщиной. Отец поддержал разговор, они стали придумывать стандартные выходы из положений и условно делить женщин по стилям поведения: деловая, капризная, плакса, хохотушка, и так далее, пока отец не сказал, что на самом деле женщины делятся только на три категории – выдумщицы, исполнительницы и путешественницы. К пятнадцати годам, когда Ева честно рассказала отцу про первый сексуальный опыт, отец предложил усложнить классификацию. Решено было мужчин привязать по стилям поведения к животным, птицам или насекомым. Отец, работавший тогда охранником высокопоставленного лица, часто отлучающийся с этим лицом в загранкомандировки, писал в открытках с видами горных Альп, или скользкой Венеции: «Хозяйка гостиницы – хитрая бестия, из Выдумщиц, с Сусликом говорит на французском, с обслугой на английском, а со мной на венгерском. Погода отвратительна, да ты же знаешь, мне всегда не везет с этим. Секретарь Суслика – настоящая Утешительница, работает два месяца, а уже всем предлагает помочь решить любую проблему, но чуть что – падает в обморок от ужаса предстоящих хлопот и не понимает английских анекдотов. Скучно. Целую тебя, моя Выдумщица. Твой старый Орел.»