Наталия Левитина - Неумышленное ограбление

Я снова достала из ящика дискету с голубой наклейкой и, когда компьютер затребовал от меня шифр, набрала эту фразу. И началось! Монитор замигал всеми цветами радуги, на красных, лимонных, ядовито-зеленых карточках были написаны имена, фамилии, адреса, счета, МФО, суммы денег и прочее. В общем — картотека. Совершенно секретно. Информация к размышлению.

Я взмокла от напряжения. Все было, конечно, очень интересно, но каким образом это можно было бы использовать? Пока не знаю. Но чтобы материал, добытый только благодаря моему пристрастию к английскому и природной сообразительности, не пропадал даром, я сгоняла в свой кабинет, принесла дискету и переписала картотеку Дроздовцева.

И снова мое любопытство не было удовлетворено. И я решила пасть еще ниже. Наверное, сейчас среди журналистов и встречаются порядочные люди, но их удел — писать про бизнесменов-ударников и об открытии нового детского садика. Сенсация недоступна и привередлива, и чистыми руками ее не ухватишь. В моей журналистской практике мне приходилось пользоваться заведомо украденными документами, а Сергей даже платил своим информаторам (проще — стукачам) круглые суммы за раскопанный компромат.

В конце концов я по локоть запустила руки в бумаги Олега. Я разворошила и перекопала все, что можно было сдвинуть с места и перелистать. Мучила ли меня совесть? Да, мучила. Я вела себя просто непристойно и отчетливо осознавала глубину своего падения. Но и с совестью можно договориться.

Небольшой плотный конверт привлек мое внимание. Он не был запечатан, но то, что я в нем обнаружила, на добрых три минуты лишило меня дара речи. Что угодно я ожидала найти в бумагах Олега Дроздовцева, но такое лежало за пределами моей фантазии!

Свою непорядочность я подтвердила тем, что не положила конверт обратно в стол, — я просто не могла его там оставить. Я забрала его с собой, понимая, что совершаю кражу. Но свидетелей не было, а совести придется привычно отсидеться где-нибудь в углу.

Закрывшись в своем кабинете, я долго и бесполезно нажимала на кнопочки телефона — Эванжелины не было дома.

На следующий день, во вторник, часов в десять я подождала, пока в коридоре послышатся голоса, и инсценировала свое прибытие на рабочее место. Дамы из отдела маркетинга не без удовольствия посочувствовали мне за слегка помятую физиономию и круги под глазами.

Вскоре прибежала Светка с кислой физиономией и затравленным взглядом и поделилась своей бедой.

— Танечка, меня, кажется, уволят! — трагическим шепотом сообщила она. — Вчера Олег распечатывал на своем принтере какой-то длинный договор, ему позвонили, он отдал мне ключи от кабинета, поручил допечатать и вырубить компьютер. А я забыла закрыть дверь! А сегодня он, яростный, как буревестник в грозу, налетел на меня и чуть не размазал по автоответчику. Я думала — все, убьет, умру девственницей. Он орет, что с компьютером что-то случилось. А я распечатала договор и слиняла следом за ним. Кабинет, проклятье, не закрыла. А нечего ключами разбрасываться. Но неужели кто-то что-то спер! Но кому это надо — ведь легко докопаться?! Черт, такое место потерять — я лучше застрелюсь.

В кабинет заглянул Тупольский.

— Здравствуйте, Татьяна. Света, а ну быстро к Олегу Васильевичу! резко скомандовал он, устрашающе зыркнув на нас своими ледяными глазками.

Светка взглядом попрощалась со мною навсегда и улетучилась.

Я прислушалась к себе. Из общей гаммы самых разнообразных чувств выкристаллизовывались три темы: первое — я украла конверт и меня могут рассекретить. Второе — из-за меня может пострадать Светка. Третье — самое противное и тягучее, как зубная боль, — меня бросил любимый мужчина.

Сначала я разобралась с похищенным конвертом. Если Олег уже обнаружил пропажу, то сможет ли он узнать, кто это сделал? А может быть, он просто заметил, что кто-то ковырялся в его компьютере? Хотя дискеты я сложила в ящик ровно и аккуратно, и, наверное, ему и в голову не придет, что кому-то удалось узнать шифр.

Теперь — Света. Если ее уволят — это будет на моей совести. Ничего, большие деньги в семнадцать лет развращают, поищет себе другое место. А может, еще Тупольский за нее заступится и она не вылетит из «Интеркома»?

С третьим источником моих отрицательных эмоций я не могла разделаться так просто. Мысль о том, что меня бросили, стояла в горле комом, как непрожеванная морковка. Гнуснейшее настроение на протяжении последних двух суток было обусловлено именно этим фактом.

Я взяла лист белой бумаги и написала на нем:

«Меня бросил любимый мужчина».

Это я приму за отправную точку. Надо просчитать оптимальные варианты поведения в моей дальнейшей, скучной, одинокой, безрадостной жизни. Я склонна к самокопанию. Может быть, потому, что не люблю повторять собственные ошибки.

Почему Серж ушел, хлопнув дверью? Нельзя сказать, что наша совместная жизнь была омрачена напряженностью и конфликтами. Хотя, возможно, последний месяц не радовал особенно полетами. Значим именно тот период, когда я начала работать в «Интеркоме». Может быть, моя бездеятельность? Я совсем перестала писать. Или то, что впереди забрезжила перспектива финансовой самостоятельности? Но Сергей никогда не был деспотом и не претендовал на роль абсолютного хозяина и кормильца.

Как Эванжелина, я задавала себе вопрос: «Ну почему же, почему?» И вдруг вспомнила: записка! Идиотка! Ищу причину в себе, а все дело в какой-то смазливой промокашке, которая перебежала дорогу!

Я вскипела. В ярости я страшна. Ощущалась настойчивая потребность грохнуть что-нибудь о стену, расколотить оконное стекло процессором и вырвать шнур у телефона. Но громить казенный кабинет… Сознание одну за другой рисовало жуткие картины кровавой мести. Я достаю нейтронную бомбу и подбрасываю в кровать этой мымры. Или: к журналистскому клубу подъезжает красный «опель» Вадима. Вадим, элегантный, эффектный, ослепительный, открывает мне дверцу. Я, в Эванжелинином платье, стильно накрашенная, с новой прической, стройная, легкая, не очень молодая, но очень терпкая, сексуально выхожу из машины. На крыльце (совершенно случайно) стоит Сергей с коллегами. Коллеги, онемев от восхищения, падают мне под ноги. Царственной походкой я прохожу по их вздрагивающим телам мимо ошарашенного Сержа. Я даже не удостаиваю его взглядом. Серж в отчаянии рвет на себе горчичного цвета пиджак за 670 долларов. Ах, как хорошо!

Или вот еще: мне вручают Пулитцеровскую премию, в Америке я даю эксклюзивное интервью Филу Донахью. Интерьер студии умело выстроен, чтобы акцентировать элегантность моего синего костюма и меня в нем. Фил задает заковыристые вопросы, но это для меня лишь дополнительный повод блеснуть остроумием и безупречным английским. Передача транслируется на пять континентов, Сергей смотрит телевизор, он понимает, какую ошибку совершил. Он берет нож и убивает свою тупую неграмотную подружку. Нет, тогда он не сможет вернуться ко мне — его посадят (я уже готова простить). Ладно, пусть эта пустышка живет.