Елизавета Михайличенко - Неформат

Потом Плоткин заорал:

— Ты убийца! Боря, ты убийца! Ты детоубийца!

— Какого черта? — вежливо поинтересовался я, чувствуя пух на своем рыльце.

— Такого! Ты думаешь, меня спас? За ногу, типа, мать твою! А я все равно — труп! Меня все равно он убьет! А перед этим он еще убьет моих детей!

— А жену? — спросил Санька.

— Он всех! Убьет! Можете радоваться, скоты! Думаете мне это так просто — второй раз себя убивать?! Вы хоть раз пробовали?!

Я протянул ему рюмку с коньяком. Плоткин выпил, как лекарство. Посидел, немного успокоился, прикрыл глаза и зашевелил губами, словно что-то считал. Потом продавил:

— Это невозможно.

— Что именно невозможно?

— Это Кабанов был, да? — отрешенно спросил Плоткин, — Вы еще тогда все это придумали? Объявили его мертвым, чтобы деньги украсть?

— Был, да. Нет, не тогда. И не мы придумали. К сожалению.

— Да куда уж вам… Только тут что-то не то… — Плоткин, как голодный зверек, почуял сладковатый запах надежды, — Кабанов не мог увести столько денег! И даже я сам не смог бы. Никто бы не смог. Слишком мало времени… Если он взял, то мало. Это же афера. Кража. Остальное еще можно вернуть.

— Конечно кража, — согласился я. — Но вернуть уже нельзя.

— Почему — нельзя?

— Потому что станицы пылают уже четвертые сутки, как минимум. И не для бизнеса, Эфраим. Для красоты, просто так. Светик сказала, что они забрали десятую часть.

Плоткин задумался, кивнул:

— Десятую еще могли. Но это тоже… А остальное?

— А остальное долго раскидывали куда ни попадя, мне даже страшно слушать было, — сказал я честно.

— Зачем?! — завопил Плоткин. — Зачем?! Цель???!!!

— А зачем волк режет в овчарне всех овец? — вдруг прорезался молчавший до этого Санька. — Для концепта! Так, Боренька?

Плоткин долго переваривал фразу. Наконец, выдавил:

— А дети мои должны погибнуть тоже для концепта? Боря, это ты виноват! — и заплакал.

Я налил себе коньяка, потом захотел повторить, но Санька, укоризненно глядя, забрал у меня бутылку. Да что же это такое? Всюду, перед всеми и во всем я виноват. А я всего лишь пытался выжить. И пытаюсь. Впрочем, не совсем. Нынче я уже стал на скользкий путь борьбы за лучшее будущего для своего народа и своего государства. А, как известно, настоящий борец за будущее не знает жалости ни к женщинам, ни к детям. Особенно, когда у него нет выбора и почти нулевые возможности. Но все равно сильно канудило.

Плоткин по-прежнему размазывал слезы, но уже не прятал лицо в ладонях, а смотрел на меня с активной ненавистью. Значит, было пора.

— Эфраим, — сказал я без излишнего пафоса и задушевности, но честно, — а ведь ты можешь спасти и семью, и себя.

Он молча на меня смотрел.

— Я вижу всего один шанс. Хочешь об этом поговорить? — я, под диким взглядом Саньки, прикусил свой ядовитый язык.

Но Плоткин уже не следил за стилем. Он следил за выражением моего лица и ждал. Я связно и уверенно раскрыл ему свой план. Плоткин заморгал, и мне даже почудилось в его взгляде какое-то опасливое уважение, но, может быть, это я себе льстил.

— А какие гарантии, что вы сумеете его посадить? — спросил он, наконец.

— Вот же, блин! — возмутился Санька. — Вот же… — он покосился на меня и вздохнул. — Гарантии ему подавай! Честного слова офицера Бренера ему мало!

— Гарантировать я тебе могу только одно, — сказал я, — что если ты не согласишься, то будешь четвертым трупом на одном участке кладбища.

В этот раз Плоткин замолчал уже очень надолго. Наконец, высвободил тяжелый взгляд из-под оплывших век и, как-то внутренне подтянувшись, заявил:

— Согласен. Я знаю, как его вытащить.

С этого момента Эфраим Плоткин преобразился. Все-таки он был игрок. Стоило появиться хоть какому-то шансу, и Эфраим готов был на все ради выигрыша. Он вдруг посмотрел на часы и сказал, что хорошо бы поесть. Потому что нужно как-то скоротать время. Нельзя Ронену звонить тут же.

Мы заказали обед в номер, Эфраим ушел принимать душ, а Санька, кивнув на дверь в ванную, спросил:

— Не кинет?

У Эфраима прорезался аппетит. Нам с Санькой пришлось довольствоваться тем, что мы успели положить на тарелки в начале обеда. Наконец, мы допили кофе, и Эфраим, зачем-то размяв кисти рук, взял свой мобильник и, потыкав в кнопки, уставился на белую стенку так, словно по ней бежали огненные титры. Я сел рядом и придвинул ухо поближе.

Эфраим очень воодушевленно сообщил, что пока он сидел без связи под домашним арестом, его разыскивал Ливанец. Да, лично. Нет, не по телефону, он со вчерашнего дня в Москве. И будет до послезавтра. У него новые идеи. Он намекнул, что у Рябого не грипп, что ему уже не выкарабкаться, и надо к этому заранее подготовиться. Время не ждет.

Тут Ронен проявил осведомленность и заявил, что и по его конфиденциальным сведениям это не грипп, а то ли СПИД, то ли отравление. И если второе, то это очень забавно, потому что не исключено, что произошло у него на глазах, но об этом потом. Главное, что открываются фантастические перспективы. И надо понять, к чему ведет Ливанец. Чтобы правильно использовать ситуацию и не упустить такой шанс. И действовать надо оперативно.

Эфраим с энтузиазмом подхватил, что возможности открываются умопомрачительные. Ливанец хочет резко расширить сферу совместной деятельности. Судя по всему, после смерти Рябого все тайные счета будет контролировать сам Ливанец, через вдову. Науму он больше не верит, о многом знает, о многом догадывается. Во всяком случае, он хочет разговаривать с новым реальным лидером напрямую, лицом к лицу, здесь. А реальным лидером он признает того, кто вернет ему долг Наума.

Ронену все это очень понравилось. Он похвалил Эфраима и приказал в Швейцарию пока не лететь, никаких денег никуда не переводить. Потому что пока Ливанец не получил деньги, можно будет выторговать лучшие условия для нового сотрудничества. Легче вести переговоры, когда партнер ждет от тебя приз за их завершение. И этот приз надо приготовить, чтобы тут же вручить награду — налом. Вообще, тянуть с отдачей долга нельзя, поэтому он послезавтра вылетает в Москву первым рейсом Эль-Аля. И пусть Эфраим, узнав расписание полетов, согласовывает время и место встречи.

— Ещщ! — сказал я, когда мокрый Эфраим закончил разговор.

— Приедет! Так? — обрадовался Санька и хлопнул его по плечу. — Легко ты его сделал!

— Мне так не показалось, — Плоткин взял использованную салфетку с тарелки, промакнул лоб, тупо посмотрел на то, чем его вытер, отбросил ее и сообщил, — Ронен, если что-то почувствовал, найдет способ проверить… Пожалуй, я спущусь в ресторан, вы как?

Дина была хороша. Умнице она сразу понравилась. Даже слишком. Было заметно, что глядя на Дину, ему приходится заставлять себя думать о больших деньгах. Хотя мне казалось, что для религиозной женщины наша Дина слишком кокетничала.