Анна и Сергей Литвиновы - В Питер вернутся не все

Так вот почему моя скромная бабушка проживает в роскошной кирпичной двушке в престижнейшем столичном районе!

— А когда, ты говоришь, генерал умер? — пробормотал я.

— Очень давно. Сорок три года назад.

— А ты мне рассказываешь только сейчас, — обиженно буркнул я.

Отец же спокойно парировал:

— Но зачем тебе было знать об этом раньше? Чтобы хвастать своим именитым родственником перед одноклассниками?

— Да причем здесь хвастать! — хмыкнул я. — Просто знал бы: в кого у меня этот медальный профиль. Генеральские повадки. Пронзительный взгляд… В конце концов, улица Маркова в какой-то степени в мою честь названа!

— Не надо ерничать, Влад, — устало произнес отец. — И повторюсь: юридически тебе Марков не дед. Твоя бабушка никогда не пыталась посягать на его фамилию. И на его имущество.

— А… много у него было имущества?.. — вкрадчиво поинтересовался я.

— Сколько бы ни было — тебе оно не принадлежит, — отрезал отец. — У генерала есть законные наследники.

— Ну и что мне тогда от этого родства толку? — хмыкнул я.

— Все бы тебе толк, Владик… — вздохнул отец. — Хотя, может быть, так и нужно. Вон ты какой практичный. В Америке, на хорошей должности, свой коттедж, машина…

И одним махом допил коктейль. А потом отставил бокал и веско произнес:

— Ладно. Все-таки расскажу. Дело в том, что твоей маме — и тебе — действительно кое-что завещано. Это старинная, принадлежавшая еще бабке Маркова брошь. Удивительно изящная, с чистейшей воды бриллиантом в центре. Очень дорогая. И, как всегда говорил генерал, брошь должна достаться его единственной и любимой дочери.

Мое сердце предвкушающе заколотилось. Кажется, разговор, наконец, сворачивал на тот самый, исключительной ценности, клад, на который еще в моем далеком детстве глухо намекал отец.

— Марков очень ценил, что твоя бабушка не стала поднимать шума, когда он ушел от нее — ушел к блистательной Лебедевой. И пусть он бросил свою любовницу — но не бросил дочь. И, чтобы доказать это, написал завещание. Вот оно.

Отец извлек из кармана и бережно расправил пожелтевший от времени листок. Я жадно вчитался в написанные уверенным почерком строки:

…

Завещание

Двадцать пятого марта Одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого года

Я, Марков Виктор Петрович, проживающий по адресу: город Москва, улица 2-я Тверская-Ямская, дом 54, квартира 16, настоящим завещанием на случай моей смерти делаю следующее распоряжение:

Из принадлежащего мне имущества, как-то: брошь из драгоценных камней и бриллиантов, изображающая сидящего на цветущей ветке орла с распростертыми крыльями, который держит в клюве желтый бриллиант размером четыре карата огранки «бриолет», покрытая изумрудами, рубинaми, сапфирами и бриллиантами огранки «подушечкой», в серебряной и золотой оправе, изготовлена приблизительно в 1750 году, длина — 7.6 см — завещаю Лукиной Марине Серафимовне (девичья фамилия, имя, отчество моей мамы!) в ее полное и безраздельное владение.

Содержание соответствующих статей ГК РСФСР мне разъяснено. Настоящее завещание составлено и подписано в двух экземплярах, один из которых направляется на хранение в Государственную нотариальную контору номер 8. Настоящее завещание удостоверено мною, нотариусом Котенковым Г.В.

И подпись:

— Пап… — тихо вымолвил я. — Но это ж вообще обалдеть!.. Такая брошь! Она же бешеных денег стоит!..

Отец лишь вздохнул.

А я перешел к следующему — очень, признаться, меня волнующему вопросу:

— Но где эта брошь сейчас?

— Ох, Влад… — вздохнул отец. — Мы переходим с тобой к самому сложному. Дело в том, что брошь скорее всего находится у Лидии Лебедевой. Той самой балерины.

— Но почему? — опешил я.

— Знаешь… жизнь иногда выкидывает досадные фортели… Гримаса судьбы, больше никак не скажешь. Брошь всегда хранилась в доме твоей бабушки — хотя она, понятное дело, никуда с такой драгоценностью не выходила. В те времена кто мог себе позволить появляться с бриллиантами? Жены дипломатов, те же звезды балетные, но не простая учительница, как твоя бабушка. Поэтому она любовалась сокровищем лишь дома. И однажды, примеряя брошь с каким-то новым платьем, случайно сломала у нее замочек. Очень расстроилась, конечно, расплакалась, позвонила Маркову… А тот (хотя отношения у них к тому времени почти разладились) успокоил ее и пообещал: он отнесет брошь к ювелиру и починит. И все сделал, позвонил твоей бабке, сказал, что замочек исправили и завтра он драгоценность вернет. А ночью — генерал внезапно скончался. Погиб при невыясненных обстоятельствах. И брошь принести не успел.

— Но, если есть завещание… Надо было явиться к этой балерине! Потребовать свое!..

— Твоя бабушка — а потом и твоя мама — делать это категорически отказались.

— Но почему?

— Бабушка просто очень боялась того, что ее связь с генералом выплывет наружу. Ведь она коммунистка была, секретарь парторганизации. И тут вдруг — внебрачная связь, да с кем! А мама… Ну ты же знаешь нашу маму. Она очень любит истории про принцев — и совсем не приспособлена к жизненным дрязгам. А тут бы пришлось доказывать, спорить… Возможно, судиться… Не захотела сама — и мне не позволила.

— Ну а сейчас… Сейчас, наверное, слишком поздно, — задумчиво произнес я. — Ведь у завещаний, кажется, какие-то сроки давности есть… Не вступил вовремя в наследство — и все, до свидания.

— Но ведь текст завещания остался. И его копия в нотариальной конторе наверняка тоже, — задумчиво произнес отец. — И Лидия Лебедева еще жива. И ты, — он внимательно взглянул на меня, — наконец вырос и производишь впечатление человека, который, м-мм… умеет устраиваться в жизни.

— Я все понял, папа, — поспешно кивнул я. — Я все понял…

Старики — они как дети. Только что горе горькое, жизнь кончена, но обрати на них внимание, пожалей, приласкай — и мгновенно расцветают.

Вот и спасенная Надей старушка, совсем недавно почти что умиравшая, в метро воспрянула духом — несмотря на час пик и духоту. Царственным кивком поблагодарила паренька, уступившего ей место, и даже пыталась, перекрикивая грохот поезда, завязать с Надей классическую пенсионерскую беседу — что цены растут, на улицах грязь, а от приезжих шагу ступить некуда…

Надя в разговор не вступала. Ей места, разумеется, никто не уступил, и девушка, одной рукой вцепившись в поручень, второй пыталась отстучать Мишке извинительную эсэмэску. На свидание она уже опоздала — как минимум на двадцать минут. Может, просто бросить бабку на «Пушкинской» и со всех ног рвануть в кафе? А то ведь, мелькнула предательская мыслишка, одноклассник может и не дождаться. Он парень видный, а в столичных увеселительных заведениях девушек вечерами куда больше, чем молодых людей…