Олег Рой - Муж, жена, любовница

Вдали показался неспешно прогуливающийся старик с собакой. Огромная овчарка помчалась прямо на Юлию. Женщина остановилась, привычно наклонилась, чтобы поговорить с собакой – она умела обращаться с большими псами, – и вдруг почувствовала внезапный, липкий, тошнотворный страх. Случись что, у нее ведь даже никаких документов нет с собой... Но пес обошел ее стороной, а старик робко вымолвил: «С Новым годом, мадам!»

Как хорошо им, этому старику с собакой, они здесь родились, здесь и умрут, не шатаются без толку по свету, чтобы встретить Новый год. Не надо было никуда ехать. Может быть, и не узнала бы ничего про это гадкое дело... Она быстро пошла, чтобы вернуться в гостиницу к завтраку. Слезы медленно текли по ее лицу, застилали глаза, она машинально отирала их тыльной стороной руки и все-таки чувствовала: утренняя прогулка укрепила ее дух, уравновесила душевное состояние. Будь что будет...

Остальные дни в Париже запомнились Юлии плохо. Они куда-то ходили, что-то смотрели, но она была погружена в свои мысли, не могла смотреть на мужа и подавленно, грустно молчала. Если можно было остаться в гостинице, то она стремилась к этому всеми способами.

Как-то они договорились поужинать вместе с Рудаками в милом недорогом ресторанчике. Приглашали Земцовы. Это было оговорено еще в Москве: дружеский новогодний ужин. Юлия решила, что поговорить толком с Федором в компании Алексея и Тамары будет, естественно, невозможно, и потому надо назначить Федору тайное свидание. После долгих раздумий она укрепилась во мнении, что Федор Рудак – единственный человек на свете, которому она сейчас сможет доверить свои сомнения. С Тамарой тоже можно было бы посоветоваться, но она боялась ее взрывных эмоций и реакции радикальной феминистки. Все мужики – сволочи, скажет она. Допустим, это правда. И что дальше?..

Старый друг как будто почувствовал ее неожиданный пристальный интерес к себе и пригласил ее танцевать. Они быстро договорились о встрече на завтра. Федор, кажется, сразу уловил проблему. Юлии первой было бы неудобно спрашивать его про личную интимную жизнь Алексея, но Рудак сам намеками завел этот разговор. Она знала, что в студенчестве Федор ей очень симпатизировал. И не стеснялась этого человека.

Они встретились на следующий день в маленьком бистро, в самом центре города. Начала Юлия сразу, без предисловий:

– Послушай, Федор, у меня к тебе разговор. Может, длинный, а может, короткий – не знаю. Но ты – единственный человек, к которому я могу обратиться. Мне сообщили о романе Алексея, если это можно так назвать. Что ты думаешь по этому поводу, что ты знаешь? Я, признаюсь тебе, совсем растерялась и вот вызвала тебя, чтобы поговорить...

– Конечно знаю, Юленька, видел, как и все в банке, честно говоря. Врать было бы глупо. Черт бы его побрал, этого Лешку...

– Но что все-таки случилось? С чего это его потянуло на чужих девушек, ты мне можешь объяснить? И насколько он увлечен? Роман это или интрижка? – Она понимала, что задает ему глупые, неправильные вопросы, но ничего не могла с собой поделать. Внутри у нее тугим колючим клубком сжались, скрутились, переплелись боль, отчаяние и недоумение, и она нуждалась сейчас хоть в каком-нибудь ответе, как наркоман нуждается в дозе успокоительного препарата.

– Мне, Юлечка, надо было бы ответить тебе: спроси у своего мужа. Но, если хочешь, могу попытаться тебе объяснить, как я сам это понимаю. Богатые люди у нас бредят нынче длинноногими манекенщицами. Длинноногости в наш фетишистский век придают особое, совершенно необъяснимое для меня, например, серого валенка, значение. Ну а твой муж – он же мой друг, Алексей Земцов – он ведь у нас крутой финансист, бизнесмен суперкласса, бизнес-элита, и у них так принято. Он кует свой имидж так, как он это понимает, и длинноногая любовница входит в этот джентльменский набор в обязательном порядке. Так что, по-моему, не следует искать причину такого крутого для Лешки виража где-то глубоко в ваших личных отношениях. Она на поверхности – в этой самой всеобщей моде на длинноногих красоток.

– Твоя теория утешает, но только отчасти. Ведь Алексей никогда за модой – а тем более такой – не гнался, он традиционный и консервативный человек.

– Ты, конечно, вольна мне не верить, – протянул Федор, глядя на собеседницу почти с сочувствием. Ну и ну, вызывать жалость у Рудака! До чего же она докатилась!.. – Но я тебя уверяю, милая Юлечка, что так оно и есть.

– А что собой представляет эта девушка? Кто она? Откуда взялась?

– Из Подмосковья, молоденькая, двадцать три года. Закончила курсы секретарей, из родителей – одна мать. Я ее еще плохо знаю. Но, по-моему, головка работает хорошо. Молчалива и загадочна. На мой взгляд, излишне прагматична. Изображает слабую личность, нуждается в мудром совете и опоре. Алексею льстит, что он ее опекает.

– Да, это уж по контрасту. В нашей паре его всегда опекала я. Мальчик Алеша вырос и превратился в дяденьку... Ладно, не буду злобствовать, хотя, сам понимаешь, очень хочется. Дылда взяла надо мной верх.

– Я думаю, хотя за нашего друга отвечать не могу, что это ненадолго и несерьезно. Для имиджа, повторяю тебе, Юлечка, для имиджа. Такая девушка – нечто вроде обязательной визитной карточки бизнесмена. У шефа должна быть романтическая история.

– Да знаю я все эти ваши мифы Древней Греции! Это все ерунда. Оправдания могут быть любые, любого уровня. Меня интересует факт, а факт налицо. И простить его невозможно.

– Не горячись, старушка, ты же у нас умница.

– А по той причине, что умница, мне еще обиднее. Мне обидно, как было обидно тысячам женщин до меня. Но мою обиду это не уменьшает. Банально, как всегда: жена узнает последней... Что мне делать, как поступить, Феденька?

– Ну вот, спасибо, я хоть «Феденьку» заслужил. Мне больно смотреть, как ты мучаешься. Перестань. Побереги свою красоту.

– Думаешь, еще пригодится?

– Юля, мне тоже обидно и стыдно, что весь мир точно забыл, что женщина должна быть не длинноногой, а просто нежной и удивительной, как ты, например, мой идеал со времен молодости. Ты, я думаю, всегда догадывалась о моих чувствах к тебе, для тебя это не было тайной, так ведь?

Разговор свернул куда-то не туда, и Юлии срочно пришлось выкручиваться, сводя его к пустой болтовне.

– Федя, ты – и вдруг разговоры об идеалах, не странно ли? Я польщена, конечно, но, по-моему, ты только что это придумал, чтобы утешить меня...

Его дальнейшие комплименты она парировала искусно, хотя и вяло, и постаралась побыстрее закончить встречу. Однако этот разговор с Рудаком под конец их пребывания в Париже Юлия запомнила на всю жизнь. Мудрый Федор со своей теорией фетишизма, конечно, был в чем-то отчасти прав, но слишком общий теоретический подход не мог разрешить ее личную проблему.