Анна Данилова - Красное на голубом

Прав был Марк: она неисправимая эстетка и любит все прекрасное, в том числе и людей.

– Вы, Рита, такая красивая, – от темы путешествия по Гималаям совершенно неожиданно Костя перешел на личности. Он порозовел, ну совсем, как мальчик. – Жаль, что вы замужем.

– Это почему еще? – Она сделала большие глаза. – Костя, вам вредно долгое время находиться в женском обществе. Вы начинаете нести чепуху.

– Но это не чепуха, я вот сижу перед вами и просто млею от счастья. И все эти разговоры, философствования – ничто по сравнению с той силой, что заставляет меня приходить к вам каждый день. Это невероятное наслаждение – видеть вас, слышать ваш голос. Да я влюблен в вас по самые уши, вы разве не чувствуете?

Она не ожидала от него такой смелости. Ай да Костик! Такой тихий вроде бы, робкий, но, похоже, теряет голову. И не только. Еще – стыд и всякую осторожность. А если бы его подслушал Марк? Так, случайно? Что бы он подумал о нем? О них?

Для Риты это превратилось в приятную и будоражащую игру: одно дело получать комплименты от Марка, другое – от этого пока что чужого ей мальчика. Приятно, очень приятно, просто голова кругом идет. Как хорошо, что Марк еще не научился читать ее мысли. И пусть это не влюбленность с ее стороны, конечно же, нет, ведь она любит Марка, но все равно, любой женщине хочется, чтобы ею восхищались, ловили ее взгляды, смотрели на нее с обожанием.

И тут Рита заметила, куда смотрит Костя. Она же по привычке надела свою рабочую юбку из старой золотистой тафты. Когда-то давно она сама сшила ее и для удобства распахала разрез почти до самого пояса. Чтобы было легко перемещаться по мастерской и ходить вверх-вниз по лестнице. Вероятно, стоя перед мольбертом и переминаясь с ноги на ногу, а то и отходя от него, чтобы взглянуть на работу издали, она производила определенные движения бедром и юбка распахивалась, предоставляя Косте возможность насладиться видом ослепительно-белой ноги. Распашонка из мягкого старого льна с большим вырезом – чтобы ничто не могло помешать движению. А под распашонкой… Она улыбнулась своим мыслям – да она же, вооружившись кистями, просто соблазняет этого мальчика, этого принца в голубом бархатном берете.

– Костя, о любви – ни слова. – Она погрозила ему пальцем, не в силах сдержать улыбку. – Иначе придется прервать наши занятия.

– Но жизнь существует и вне этой мастерской, – ответил ей улыбкой на улыбку принц.

– Сейчас тебя кистью стукну по носу, тогда узнаешь, что значит отвешивать подобные комплименты и делать признания замужним женщинам!

– Я буду только рад. – И он приподнял подбородок, словно подставляя лицо под удары.

Рита отложила в сторону кисти, стянула с рук жирные от красок хирургические перчатки и швырнула в корзину для мусора. Приблизилась к Косте и, наклонившись, поцеловала его в губы. Как одарила.

– Это все. Сеанс окончен.

Она почувствовала, что краснеет. С чего бы это?

– Ладно. Поиграли и хватит. Костя, а теперь серьезно: ты есть хочешь?

– Не знаю. У меня другие желания.

– Да ты просто с ума сошел!

– Кто бы спорил!

Игра продолжалась. И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы она не услышала наверху, в комнатах, голоса. То, что Марк дома, она знала отлично. Когда она спустилась с Костей в мастерскую, он дремал на диване в гостиной. Сейчас же ей показалось, что Марк разговаривает с женщиной. Некоторые характерные оттенки голоса показались ей знакомыми, и из опасной соблазнительницы не в меру осмелевшего принца она моментально превратилась в разъяренную ревнивую женщину.

Это была она, Корсакова.

– Рита, что с вами? Вы побледнели… что-нибудь случилось? Я не хотел.

Как смешно прозвучали его последние слова!

– Костя, посиди пока тут, а я сейчас. Возьму пистолет и пристрелю эту особу!

– А кто это?

– Не скажу. Узнаешь из криминальных сводок. Вот ответь, – произнесла она, упершись стиснутыми кулаками в бока; ноздри ее при этом раздувались от мстительной злобы. – Какого черта она сюда таскается? Приходит почти каждый день и отнимает у меня Марка. Ну просто завалила его своими проблемами!

– А вы ревнуете? – Голос Кости звучал грустно. Он грустил потому, что ревность ее была обращена не на него, а на Марка.

– Я хочу послушать, о чем они говорят, понимаешь? Знаю, это нехорошо, но все равно. Значит, так, Костя, я поднимусь на несколько ступеней и задержусь. А ты, если помимо вспыхнувших в тебе чувств ко мне, еще и уважаешь меня, не смотри в мою сторону, хорошо? У меня разрез на юбке глубокий… или высокий… Словом, ты все понял. Не подглядывай!

– Я не буду смотреть, – солгал он.

Конечно, она продолжала играть с ним в опасную игру вместо того, чтобы пресечь его попытки сблизиться с ней. Не обязателен при этом был физический контакт – им обоим было приятно распалять себя словами, намеками, взглядами, тем более что каждый в душе понимал: никакая физическая близость в их ситуации просто невозможна. Ее раздражительность, связанная с появлением в доме Корсаковой, однако была чуть приглушена присутствием Кости, и все это вместе придавало ее нервозности оттенок шутливости, нарочитой сердитости.

Она поднялась на несколько ступеней и замерла, прислушиваясь к доносившимся до нее словам. Говорила, чуть ли не заикаясь, Корсакова:

– …Понятное дело, поначалу я не обратила внимания на твои слова, я сочла их только предостережением, не больше. Ты пойми, маньяки были всегда, и ты – следователь, ты всегда всех и вся подозреваешь, у тебя профессия такая. А Сережа, он казался мне таким хорошим, он говорил мне все то, что хотела бы услышать всякая женщина. Он влюбил меня в себя, я совершенно потеряла голову, и мне, признаюсь, было так хорошо с ним! Но, Марк, ведь если бы он хотел меня убить, задушить – у него было для этого предостаточно возможностей. Он жил у меня, он ночевал в моем доме, ты понимаешь? Что мешало ему, в таком случае, набросить мне на шею чулок? И почему он меня до сих пор не убил?!

– Cядь, успокойся. Я сейчас позову Риту, и она даст тебе валериановых капель… тебя же всю трясет.

Рита не заставила себя ждать. Она буквально взлетела по лестнице и остановилась, внимательно разглядывая Корсакову. Вместо ревности и прочих негативных чувств к этой женщине она испытывала полное недоумение от услышанного.

– Извините меня, я, кажется, нечаянно подслушала. Лена, что случилось? – Она нахмурила брови. – Лена!

И тут она увидела, как красивая Корсакова вдруг превратилась в уродливую, с мокрым, искаженным рыданиями ртом и распухшим красным носом, несчастную женщину. Завывая и заикаясь на каждом слове, она произнесла, обращаясь к Рите:

– Я нашла у него в к-кармане… ч-ч-чулок… понимаешь? Обрезанный! Он – убийца!!! Мне страшно, господи.