Анна Данилова - Комната смеха

– Как тебя зовут, отрок?

– Том Кенти, с вашего позволения, сэр, – ответил мне этот непонятный человек, постоянно кивая мне, словно соглашаясь заранее с тем, что я скажу.

– Странное имя. Где ты живешь?

– В Лондоне, осмелюсь доложить вашей милости. Двор Отбросов за Обжорным рядом.

– Двор Отбросов! Еще одно странное имя!.. Есть у тебя родители?

– Родители у меня есть. Есть и бабка, которую я не слишком люблю – да простит мне господь, если это грешно!.. И еще у меня есть две сестры-близнецы – Нэн и Бэт.

– Должно быть, твоя бабка не очень добра к тебе?

– Она ни к кому не добра, смею доложить вашей светлости. В сердце у нее нет доброты, и все свои дни она творит только зло.

– Обижает она тебя?

– Лишь тогда она не колотит меня, когда спит или затуманит свой разум вином. Но как только в голове у нее проясняется, она бьет меня вдвое сильнее.

– Как? Бьет? – вскрикнул я.

– О да, смею доложить вашей милости!

– Бьет! Тебя, такого слабосильного, маленького! Слушай! Прежде чем наступит ночь, ее свяжут и бросят в Тауэр. Король, мой отец…

– Вы забываете, сэр, что она низкого звания. Тауэр – темница для знатных.

– Правда! Это не пришло мне в голову. Но я подумаю, как наказать ее. А отец твой добр к тебе?

– Не добрее моей бабки Кенти, сэр… Отлично, отлично!

Я поднял руку и потрогал край бархатной шапочки. Я вспотел так, что с меня пот катил градом. Ко мне тотчас подбежала пухленькая женщина в джинсах и красной майке и принялась зачем-то пудрить мне нос…

Я снял бархатную шапочку – видение закончилось, – одновременно я сняла черную горнолыжную шапку фирмы «Голдсборо» и оглянулась. Передо мной стоял Кречетов и с удивлением смотрел на меня.

– Леди захотела примерить шапку?

Мне было жарко и душно, и, хотя все уже было позади, меня словно бы еще преследовал запах пудры и какого-то крема. Одежда прилипла к спине, я почувствовала острую необходимость вымыться. Рядом, так до сих пор не проронив ни звука, сидел и внимательно читал заключение судмедэксперта Вадим Гарманов. Он словно ничего не видел и не слышал вокруг себя.

– Извините. – Я сунула шапку обратно в пакет и села на предложенный стул рядом с Вадимом. Тронула его за рукав: – Вадим… Ау…

Он оторвался от чтения и шумно вздохнул.

– Эмма Майер умерла приблизительно две недели назад, то есть в начале ноября, в первых числах. Умерла от кровоизлияния в мозг. Причиной кровоизлияния мог быть удар тупым предметом по затылку или же падение… Короче говоря, Эмму могли убить, ударив ее тупым предметом по затылку… Василий, а что с волосами, которые я отдал тебе в посылочной коробке? Кому они принадлежат?

– Это отдельное заключение, я сейчас его принесу. Могу лишь сказать, что они сострижены с трупа Эммы Майер, того самого трупа, результат вскрытия которого ты сейчас держишь в руках. Мы все тщательно проверили. Больше того, на волосах также обнаружены частицы того самого плацентарного крема, о котором упоминается в заключении Глывы и частицы которого мы обнаружили на внутренней стороне черной горнолыжной, как мы ее называем, шапки.

Кречетов снова вышел. Вадим посмотрел на меня.

– Ты извини, я забылся… Что с шапкой? Надевала?

– Надевала, – сказала я, снова испытывая чувство, похожее на угрызения совести за то, что я отвлекаю такого серьезного человека, как Вадим, от важных дел, собираясь рассказать ему очередную нелепую сказку или, точнее, плод больного воображения. – Но я даже не знаю, как тебе объяснить, что я видела… Понимаешь, я на какое-то время перенеслась в другой век, в другое время… Сильно било в глаза…

– Кто бил в глаза?

– Да нет, ты не понял… Сильный свет бил в глаза, я была мужчиной или мальчиком, я так и не поняла… – Я попыталась передать ему тот диалог, который произошел между мною и долговязым мужчиной в вязаном свитере. И Вадим, к счастью, слушал внимательно, не перебивая.

– Как ты сказала: Том Кенти? Двор Отбросов за Обжорным рядом? Разве ты не поняла, откуда это?

– Поняла, но только непонятно, какое отношение к этому имела я, точнее, тот человек, которым я была в эту минуту? Марк Твен, «Принц и нищий», это понятно… Но если я, к примеру, была принцем, то почему вместо нищего был этот мужик? Кто он такой? И кто была та женщина, которая подбежала ко мне и принялась пудрить мне нос?

Но Вадим не успел ответить. Вернулся Кречетов с еще одним файлом в руках.

– Будешь мне должен, – сказал он, протягивая заключение Вадиму. – Одной бутылкой коньяку не отделаешься. Учти, с волосами мы работали во внеурочное время.

– Старик, сочтемся. Я очень тебе обязан. С меня литр рома, идет?

– Идет. Но бочка рома все же лучше литра… – Кречетов подмигнул Вадиму. – Я могу вернуть шапку, вижу, ты что-то задумал… Забирай, только подпиши бумагу…

Мы вышли из лаборатории с трофеями: три заключения и пакет с черной шапкой. Сели в машину.

– Ты хочешь сказать, что мой компьютер, я имею в виду голову, глючит и выдает мне сцену из детского спектакля? Или фильма? – И тут меня осенило. – Вадим, я, кажется, все поняла… Фильм! Это был фильм «Принц и нищий», и я играла принца… А поскольку актер один и он не мог раздвоиться, то вместо него мне отвечал, скорее всего, режиссер, а этот яркий свет – это свет софитов, направленный мне в лицо во время съемки! А эта женщина, которая пудрила мне нос, – гримерша…

– Но разве принц мог носить на голове горнолыжную шапочку?

– На мне была бархатная шапка или берет, я это чувствовала руками… Но под беретом могла быть и эта черная шапка.

– Слушай, – вдруг в сердцах воскликнул Вадим, – как же мне надоели эти шапки и береты! У меня голова идет кругом от твоих фантазий, от всей этой чуши… Я уста-а-ал!

Услышав такое, я почувствовала, как щеки мои запылали. Я выскочила из машины и бросилась бежать. «Все кончено, кончено…» Холодный ветер обжигал мое лицо, путал развевающиеся волосы. «Где ты живешь?» – пульсировало у меня в голове и отдавалось эхом по всей улице. «В Лондоне, осмелюсь доложить вашей милости. Двор Отбросов за Обжорным рядом».

Она бежала, удаляясь от меня все дальше и дальше, и у меня не было сил бежать за ней. Я словно знал, видел, что будет, если я ее все-таки догоню. Она, рыдая, кинется мне на шею, а я должен буду ее успокаивать. Она будет ждать от меня теплых слов, извинений, и я должен буду ей лгать, что верю во все то, что она мне говорит. А я не верил, не верил и не хотел верить! При чем здесь «Принц и нищий»? Мне казалось уже, что это не она, а я схожу с ума и слышу какие-то посторонние голоса, вижу людей, которых никогда прежде не видел…

Валентина растворилась в толпе прежде, чем я успел сообразить, что потерял ее навсегда. Я понимал, что теперь она ко мне не вернется. Скорее всего, придя в себя, она поедет в гостиницу. Соберет вещи и отправится домой. И если я позвоню ей, она уже не возьмет трубку, а если приду к ней – увидит меня в «глазок» и не откроет дверь. Я сорвался, сорвался. И началось все с Тарасова, который буквально выставил меня за дверь. Он словно смеялся мне в лицо, когда я говорил ему очевидные вещи. Но теперь, когда у меня на руках было доказательство того, что волосы, полученные им по почте, сострижены с головы покойной Эммы Майер, которую он не захотел опознавать, я мог арестовать его за лжесвидетельство. Но, с другой стороны, Анна сама призналась в том, что это она отправляла ему эти посылки, и получалось, что она была причастна к смерти своей сестры. А если была причастна она, то почему бы не предположить, что к смерти Эммы приложил руку и Алексей, с которым Анна перед самой своей смертью все же нашла общий язык и даже подыграла ему там, в морге?.. Что за тайна крылась в отношениях Тарасова со своей свояченицей? Неужели они убили Эмму ради того, чтобы остаться вместе? Или ради денег? И откуда деньги?