Магдален Нэб - Привкус горечи

— Оставайся на месте! — закричал Лоренцини. — Невероятно, кажется, она совсем не пострадала. Она встает на ноги... — Он шагнул на дорогу и крикнул: — Не двигайся!

Должно быть, ее одежда была черной или очень темной. Они видели только ее лицо, маленькое и бледное. Девушка покачнулась и шагнула к ним навстречу.

— Нет! Лоренцини, беги туда! Останови ее! О нет, нет...

Лоренцини кинулся через дорогу и тут же остановился. Справа его осветили фары стремительно приближавшейся машины, слева, пронзительно завывая, подъезжала другая машина с вращающимся синим прожектором.

Силуэт Лоренцини с поднятыми вверх руками вырисовывался в ярком свете фар приближавшейся на огромной скорости машины справа. Инспектор не сводил глаз с лица девушки. Он молил Бога, чтобы она оглянулась и посмотрела на приближавшуюся машину, но он знал, что она этого не сделает, она контужена. Инспектор понял, что сейчас случится. Девушка пошатнулась в его сторону, инспектор смог разглядеть ее лицо, она совсем еще девочка. Она что-то говорила, но приближающаяся слева сирена заглушила ее голос. За секунду до того, как подлетевшая справа машина сбила ее, она встретилась с инспектором взглядом, протянула в его сторону руку и улыбнулась.

Девочка взлетела в воздух словно кукла в боевике, затем плюхнулась на дорогу. Пронзительно взвизгнули тормоза, с громким хрустом машина проехала по ее телу и остановилась.

После любой катастрофы наступает момент, который кажется бесконечным, момент, когда мир вокруг тебя замирает, затаив дыхание. От оглушительного удара мир разламывается на части, одни погибают в разверзшейся пучине, другие должны смириться с этим. Но сначала наступает жуткая пауза. Затем, если это автомобильная авария, невыносимая тишина наполняется криками, призывами к действию, стонами боли, паническими воплями. Распахиваются настежь окна, собирается толпа зевак, приезжают по вызову врачи, полицейские, пожарные. Раздается шум, который и должен раздаваться в подобных ситуациях, вой сирен, визг тормозов, громыхание носилок, спускаемых из задних дверей автомобилей «скорой помощи»... Потом снова наступает тишина, теперь уже наполненная праздным интересом, когда грузят в машины погибших или раненых. Затем все начинает происходить еще медленнее, и зрелище становится более скучным: начинают записывать цифры, снимать мерки. Все очевидцы, кроме совсем уж неутомимых, отправляются обратно, кто домой, кто на работу, продолжать прерванные разговоры. Равнодушные автомобилисты, проезжавшие мимо и не знавшие о случившемся, спешат втиснуться в медленно продвигающийся поток машин, раздраженно жмут на сигнал, не понимая, отчего возникла такая досадная задержка. Последняя сцена совсем скучная и длится совсем недолго. Рабочие раскидывают песок или размывают мыльной водой кровяные подтеки, буксируют разбитые автомобили, и движение транспорта возвращается в свое нормальное русло. Произошедшее стало историей, жизнь продолжается дальше.

Ночное шоссе — это пустынное, безлюдное место. Ничейная земля, подумал инспектор. Они ждали приезда «скорой помощи» в душной темноте, которую освещали лишь две пары передних фар и голубой прожектор на крыше патрульной машины один-один-семь. В тишине фонарь вращался по кругу и выхватывал из темноты деревья, столб, человека, которого тошнило в траву на обочине, предупреждающий знак, установленный неподалеку на темной дороге, деревья, машину с погнутым бампером, стоявшую на обочине поперек двух тропинок, деревья, столб, человека, которого тошнило, предупреждающий знак...

Под машиной с погнутым бампером фонарь высветил пятно крови, растекающееся из белого участка на голове девушки. Кто-то прощупал у нее на шее слабый пульс. Никто не рискнул перенести ее или сдвинуть с места машину. Девушка истекала кровью.

Инспектор молчал. Ему стало легче дышать, когда приехали машины «скорой помощи» и пожарной бригады и вокруг засверкали яркие огни, появилось движение, послышались голоса. Выяснилось, что девушку не зажало колесами и машину можно отогнать. Сказали, что она жива, врач ввел ей в вену иглу и держал над ней бутылку с бесцветной жидкостью. Девушку положили на носилки, ее тело казалось слишком безвольным и бесформенным, чтобы быть живым. Тем не менее они сказали, что она жива. Обмякшие маленькие конечности вызвали в памяти инспектора образ отца, который с шумом бросил для свежевания перед матерью на кухонный стол безжизненную, все еще теплую тушку кролика. Когда санитары переносили девушку в машину «скорой помощи», инспектор мельком увидел маленькое бледное лицо. В темноте оголенный череп казался таким же белым, как ее лицо. Она выглядела слишком юной, чтобы гулять ночью одной. Если бы она, поднявшись на ноги, оглушенная, но, очевидно, не сильно поранившаяся, сделала два шага в противоположную сторону, она была бы в траве на обочине дороги, когда появилась эта машина. Но она не отступила в сторону. Возможно, ее привлекли огни их оперативной машины, быть может, фигура инспектора, протянувшего руку в ее направлении. Она шагнула к нему, сказав то, чего он не расслышал, и улыбнулась.

— Пока ее личность не установлена, вам действительно нет смысла оставаться здесь. — Как и следовало ожидать, они не нашли у девушки никаких документов.

— Сейчас я не могу установить личность, но уверен, позже я все выясню. — Когда девушку перекладывали с носилок на больничную каталку, инспектор хотел спросить о ее конечностях, обессиленных и обмякших, словно у трупа... у тушки маленького убитого кролика, но замялся, не зная, с чего начать. — Мы подождем, что нам скажет врач, а потом уедем.

— Ну, если вы не собираетесь ждать, когда она придет в себя и расскажет о том, что случилось.

— Нет-нет... Боюсь, мы знаем, что случилось. Мы преследовали эту машину.

У медсестры не было времени на разговоры. Санитары в сопровождении двух полицейских доставили еще нескольких пострадавших. Только что зафиксировали смерть от сердечного приступа недавно поступившего мужчины. Его жена, рыдая, в отчаянии била кулаками молодого доктора в грудь. У стены в ряд на пластмассовых стульях сидели трое или четверо мужчин с легкими повреждениями. Серые лица говорили о том, что силы их покидают в ожидании, пока у них на глазах занимаются более сложными травмами.

Лоренцини сказал:

— Я принесу кофе из кофейной машины. — И они тоже расселись на жестких красных стульях и принялись мелкими глотками потягивать горячий кофе, обжигая пальцы о маленькие пластиковые чашки.

— Вы свяжетесь с Дори?

— Попытаюсь. Надеюсь, к этому времени она уже вышла замуж. Если нет, то этот случай был последней каплей. Не важно, ее это подружка или нет.