Марко Беттини - Цвет крови

— Ты должен проконтролировать, остаются ли под замком те трое.

— Они заключены в комнату без окон, замок там даже взорвать невозможно.

— Отлично. Не хватало еще, чтобы они совершили побег. Мы сейчас обязаны действовать хладнокровно и держать себя в руках. Любой перегиб может повлечь непоправимые последствия.

— Да, и более всего этому способствует сам арест, — вставил Кау.

Прокурор остановился, а Де Сантиса прямо-таки перекосило в ожидании вспышки начальственного гнева.

— Мы никого не а-ре-сто-вы-ва-ли, — по слогам отчеканил он, — надеюсь, вам это понятно?

Казалось, Кау слова прокурора не впечатлили:

— Я полагаю, что иммигранты не видят особой разницы между центром по содержанию нелегальных переселенцев и тюрьмой. У этих людей свое представление о правосудии, и обвинение в убийстве, которое пытаются повесить на трех арабов, становится частью этих представлений.

— Капитан, вы должны вести себя как истинный блюститель закона, этого я жду от вас. Вы в состоянии допустить, безо всяких предубеждений, что эти трое арабов способны убить человека таким способом? Да или нет?

— Да. Однако может оказаться, что результаты моих расследований вас не удовлетворят. Что, если они не виновны?

— Мы дождемся результатов всех проверок. Наши действия не должны основываться на предположениях или чувствах. Вы один из лучших следователей, но не слишком доверяйтесь своей интуиции. Если эта троица виновна, мы без колебаний призовем их к ответу.

— Я выполню свой долг, — принял вызов Кау.

— В этом я не сомневаюсь, — подтвердил Маттеуцци. — Постарайтесь также соблюдать правила игры. Абсолютно неприемлемо, чтобы в этом городе воинствующее национальное меньшинство диктовало свою линию поведения государственным институтам и навязывало свое устройство общества. За это мы отвечаем перед законом. Больше всего мне бы хотелось избежать столкновений, которые могут повлечь за собой невинные жертвы. Но мы не можем гарантировать мир, отрекаясь от собственных прав. Убийц нужно найти, кем бы они ни были, это вам ясно?

— Яснее ясного, — не слишком вежливо буркнул Кау.

Генерал и начальник управления остолбенели от подобной дерзости. Мало того, что этот мужлан стал живой легендой, руководит уголовной полицией и отвечает только перед генпрокурором, так он еще грубит в присутствии старших по званию.

В свою очередь Мормино оценил стойкость Кау. Оказывается, на капитана не так-то легко оказать давление. Прежде чем откланяться, капитан обратился к начальнику полицейского управления:

— Простите, у меня есть к вам просьба.

— Да, какая же? — Вопрос Кау вывел Мозелли из глубоких раздумий.

— Необходимо провести проверку квартиры, в которой жил убитый.

— Да, безусловно, — подтвердил тот.

Его ответ прозвучал одновременно с репликой прокурора, как всегда желающего, чтобы последнее слово оставалось за ним.

Яркое пламя со всех сторон, словно лаская, охватило старенькую «ритмо». Вслед за потоками бензина языки огня перекинулись на три машины, припаркованные рядом во дворе полуразрушенного дома, со стен которого кусками осыпалась штукатурка.

Белые жители квартала называли это место Касбах и не вошли бы туда ни за какие коврижки. Обстановка вокруг говорила сама за себя. Здесь обитали самые отъявленные бродяги и бандиты. Отовсюду воняло мочой и бараниной. Настоящий «Гранд-отель» для черных.

Костер из автомобилей поднимался кверху, стрелял искрами, и в окнах за опущенными жалюзи стал появляться свет. Минут через пять все квартиранты Касбаха столпились на верхних этажах, глядя на огонь, в то время как владельцы машин пытались потушить пламя.

Один из них подошел к автомобилю, но был остановлен и вытолкнут назад. Он услышал, как из окон кричат по-итальянски, на языке, который приносит дурные вести:

— Сейчас взорвется, сейчас все взорвется!

Пламя на мгновение стало прозрачным, почти голубым, пожар достиг своей кульминационной точки, заполыхали бензобаки, и машины начали взрываться. Сотни глаз наблюдали за этим импровизированным представлением, словно зрители с галерки.

Посыпались проклятия на арабском, кто-то куда-то побежал, женщины и дети заплакали.

Жители Касбаха точно знали, чьих рук это дело. Здесь никакого следствия не требовалось.

Было три часа ночи. Отзвуки военных действий не достигали района, где обитал Пьетро Кау. Случайные особы женского пола, попадавшие в его берлогу, сразу понимали, что это голое и неуютное помещение — жилье человека, который привык подолгу оставаться один. Хижина охотника, всегда готового отправиться в путь, прихватив лишь походную сумку.

Капитан жил в стороне от центра, в квартале, который вырос по обеим сторонам древней дороги, ведущей к морю, равноудаленном и от Касбаха, и от расположенной на холмах виллы генерального прокурора Маттеуцци.

Одиночество временами тяготило Кау, но оно составляло неотъемлемую часть его жизни и работы. Он понял это после того, как собственный напарник чуть не угробил его, и Пьетро пришлось стрелять в бандита, которого они преследовали.

Временами капитан подбирал на улице девушек, русских или украинских проституток, они на пару недель находили приют в его доме, но ни одна не смогла задержаться надолго. Кое с кем из них у него даже сложились достаточно нежные отношения, тем не менее в постели его постоянно оказывались всё новые женщины, и, как правило, все заканчивалось очень быстро. Расставались они друзьями. Кау утешал себя тем, что благодаря ему к нормальной жизни вернулось определенное количество очень красивых женщин, ну а в его собственной жизни при этом ничего не менялось.

Сейчас мысли не давали ему заснуть, хотя он вернулся домой уже два часа назад. Лежа на диване, он листал последний номер «Воче», купленный в ночном киоске. Имя Лукмана значилось в заголовках на первой полосе. Судя по всему, автор статьи был хорошо осведомлен: он знал, что один из родственников идентифицировал труп, знал все адреса и фамилии. Кау взглянул на подпись: Марко Камби. Ах да, это же автор статьи о подвалах больницы. Капитан попытался вспомнить его лицо, но не смог. Кажется, пришло время познакомиться с господином Камби поближе.

Назавтра, после пресс-конференции, у порога дома Заркафа материализовались все журналисты черной хроники. Они приложили максимум усилий, чтобы составить жизнеописание погибшего. Спустя тринадцать дней после трагических событий интерес к убийству остыл, а новые данные могли бы его подогреть.

Если бы Маттеуцци не был так слеп и самоуверен, Кау смог бы популярно разъяснить ему причины событий, происходивших в последние двенадцать дней, в канун Рождества. Поджоги, забастовки яснее ясного говорили о разгорающейся с приближением главного христианского праздника подпольной войне.