Сьюзан Конант - Пес, который говорил правду

— Послушай, подожди! — перебила я. — Ты думаешь, меня не трогает то, что случилось с Элейн? Ты ведь на это все время намекаешь? Так вот, очень даже трогает! Я говорю сейчас о собаке, потому что собака в этом деле имеет значение. Мне очень тяжело и очень жаль Элейн! В каком-то смысле она стала моей пациенткой, потому что ей нужна была помощь с Кими, в том числе и психотерапевтическая. И я помогала ей. Мы даже подружились.

— Она не называла тебе имени умершей больной?

— Нет. Думаю, она считала, что такие вещи надо держать в секрете. Врачи не разглашают тайн своих пациентов. Это было бы нарушением врачебной этики. Нет, я не знаю, как ее звали.

— Я тоже, — сказал Кевин, — но узнаю во что бы то ни стало.

Вызволить Кими из «тюрьмы» и «взять ее на поруки» оказалось несложно. Даже не потребовалось вмешательства Кевина.

Если кто не знает, маламуты не тявкают и не подвывают, как другие собаки. Они разговаривают. Да, именно так это можно назвать. «У-у, — говорят они. — А-у-у. У-у?». Кими не то что разговаривала — она кричала, ругалась и то и дело пыталась затеять драку с собаками из соседних загонов. Очутившись в незнакомом окружении, она тут же постаралась утвердиться. Я пыталась объяснить ее поведение, но никто меня и слушать не захотел. Там все спали и видели, как бы поскорее от нее отделаться.

Мать Кевина Деннеги воспринимает лица как географические карты. Например, она всегда говорит, что у Кевина на физиономии «отпечатана» карта Ирландии, у Риты — Италии, а у меня Шотландии.

— Приветик, Холли. Как делишки?

Кевин стоял у входа. В его крепкой руке был зажат коричневый бумажный пакет, в какие обычно упаковывают овощи. Хоть сам Кевин и не любит, когда так говорят о его жизни, он живет со своей мамочкой в ее вегетарианском «чайном» домике. Миссис Деннеги в свое время предпочла католической церкви адвентистов Седьмого дня. Нравится это Кевину или нет — он живет в ее доме. До того как дом по соседству купила я, вернее, пока мой отец не помог мне с главным взносом (я никак не могла подыскать жилье, где можно было бы держать собак), Кевин в основном пробавлялся диетическим хлебом и чаем на травах. Разве что иногда он вырывался из дома, чтобы полакомиться пиццей, гамбургером или жареным цыпленком по-кентуккски. Если Кевину хотелось пропустить стаканчик, ему приходилось пробираться через заднее крыльцо, а случись рядом миссис Деннеги, он вынужден был бы выпить этот стаканчик где-нибудь сидя на тротуаре или нервно прохаживаясь по улице туда-сюда. Полицейский, распивающий на улице, — картина неприглядная, и выход, который нашел Кевин, — банка пива в бумажном пакете — все равно не решал проблемы. Жители города частенько бывали им недовольны.

Гарвард только что отгрохал длиннющий жилой дом на Конкорд-авеню. Угол Эпплтон и Конкорд — не самое фешенебельное место в Кембридже. Суперсовременные «трехпалубные корабли» не в силах скрыть своего пролетарского происхождения. Некоторые из них, как, например, дом миссис Деннеги, агрессивно простонародны. Они даже гордятся этим, выставляя напоказ зеленые виниловые стены, алюминиевые, с вмятинами двери, куцые, будто только что из плохой парикмахерской, живые изгороди. Так они издеваются над элегантными белыми фасадами, раздвижными дверями и можжевеловыми изгородями соседей.

Итак, соседство у меня не самое фешенебельное, это даже не Брэтл-стрит. И перемещение Кевина с банкой пива в бумажном пакете с тротуара в мою кухню улучшило пейзаж не больше, чем новый гарвардский жилой комплекс. Кевин хранит свои банки с пивом у меня в холодильнике, и я разрешаю ему готовить у меня мясо, если то, что он с ним делает, можно назвать словом «готовить». Мое собственное меню в основном яичница, сандвичи, домашний сыр в ванночках, «собачьи» галеты, лакомства из ливера для собак. По крайней мере, я не довожу продукты до стадии обугливания, как это делает Кевин.

— Ну, как я тебе, Кевин? Правда, я неплохо справляюсь?

Голос у меня, правда, был хрипловатый, но это, конечно, не от крика на Рауди и Кими, а от постоянных тихих и нежных увещеваний.

— На это уходит три дня, — продолжала я. — Любой, кто понимает в собаках, скажет тебе: взять вторую собаку в дом — это минимум три дня привыкания. Извини за шум сегодня ночью. Надеюсь, мы тебя не разбудили?

— Меня разбудила мама.

Кевин выгрузил на стол свой заветный бумажный пакет и еще один пакет — с гамбургерами. Рауди навострил уши, подбежал к столу, с надеждой принюхиваясь, но изо всех сил стараясь казаться безразличным.

— Ей приснился страшный сон, — продолжал Кевин. — Кошмар. Чудовище с семью головами. И все головы лаяли по-собачьи.

— Какое совпадение! Я видела такой же сон. Апокалиптические сновидения мучают весь квартал.

Тут я обратила внимание, что Кевин выглядит совершенно измотанным.

— Слушай, серьезно, извини, что мы так шумим. Это не вечно будет продолжаться.

С того самого дня, как я взяла Рауди, он всегда спал в моей комнате. Место в эркере, откуда я сниму подоконник, как только появятся деньги, тоже было его. Я не могла оскорбить Рауди просьбой уступить место или потесниться. Но последней каплей стала синтетическая кость, которую Кими обнаружила под радиатором в спальне в три часа ночи и отказалась отдать.

— Где же Кими теперь? — спросил Кевин.

— Во дворе. Наверно, роет…

Для января в Кембридже минус пять градусов по Цельсию — это довольно тепло. Нам с Рауди было даже жарковато. Прошлым летом мне удалось наконец убедить Рауди прекратить во дворе строительство укреплений, как перед битвой под Верденом. И вот теперь Кими, наверно, уже восстановила все окопы и траншеи, которые я тогда засыпала. Что ж, по крайней мере, это не мешает соседям. Кими вообще-то тихая, да и двор огорожен.

— Синекван, — произнес Кевин.

— Что?

— Синекван. Никаких следов кокаина не обнаружено. Это синекван. Второе название — доксепин.

Сковорода дымилась. Кевин швырнул на нее два куска начинки гамбургера, они тотчас зашкворчали, съежились, повалил густой жирный дым.

— А что это такое? Снотворное? — спросила я.

— Можно использовать и как снотворное. Этот препарат одновременно и транквилизатор, и антидепрессант. Сонливость — побочный эффект, но некоторые принимают его как снотворное.

— Пожалуй, можно сказать, что Элейн была и подавлена, и встревожена. Ну, из-за той умершей пациентки. Но… не знаю. Она не производила впечатления человека, который из-за этого сядет на таблетки. Она такая же, как Рита, понимаешь?

— Ага. — Он перевернул кусочки фарша подгоревшей стороной вверх.

— Для Риты любая мелочь — повод для работы над собой, — сказала я. — Все, что с ней происходит, она должна сначала осмыслить, а потом преодолеть. Правда же? Если у нее болит голова, она не станет принимать аспирин, потому что думает, что эта головная боль что-то значит и принимая таблетку, она таким образом убегает от психологической проблемы. Проглотив аспирин, она будет чувствовать себя виноватой. И если у всех вокруг грипп, и у Риты — тоже, она решит, что это не просто грипп! Это ее организм посылает ей какое-то сообщение, например о ее отношениях с матерью. А если даже она и признает, что у нее простогрипп, то примется анализировать, как это она его подхватила. Мне кажется, Элейн была из той же породы. У нее был рецепт на эту дрянь? Пузырек с таблетками нашли?