Анна Малышева - Тело в шляпе

— Ириша, у вас двое детей. Скоро будет трое. Раньше надо было обижаться на то, что он такой подозрительный, когда мужа себе выбирала. А теперь уж придется терпеть.

Ирина попробовала зайти с другого бока:

— В этих экспертизах бывают и ошибки. Ты представь, если они чего-то неправильно скажут, как мы тогда будем выкручиваться? Сейчас он хотя бы деньги дает, и немало.

Мама вроде согласилась, а потому навела справки, повыясняла и опять взялась за уговоры:

— Дело научное, все говорят, что абсолютно точное, ошибиться невозможно.

Пришлось все маме рассказать. В принципе, мама с ней согласилась. Согласилась с тем, что Иван сам во всем виноват. Забросил ее совсем со своей работой, относился к ней без нежности, без внимания.

— Ты же знаешь, мам, никакие романы не нужны, если с мужем все в порядке. А Гена — это просто от одиночества. Хочется, чтобы кто-то тебя любил.

— А чей Павлик-то? — спросила мама.

— Не знаю, — соврала Ирина, хотя сомнений у нее на этот счет не было никаких.

— А как же ты будешь, если он все-таки настоит на своем?

— Ну не силой же он Павлушу поволочет туда. Мое согласие всяко нужно. Я ему ребенка не дам.

Ну так, так так. Больше дома разговоров об экспертизе не было. Мама, казалось, еще больше полюбила Павлика, Ирина однажды слышала ее причитания: "Сиротинушка ты моя". Иван подлецом быть не перестал, мама по-прежнему пресекала все разговоры о нем и обижалась на Лизу и Алешу, когда они ездили с ним встречаться.

В результате Лиза забирала телефон в свою комнату, когда звонила отцу, и всегда чувствовала себя виноватой. Алеша был менее чувствителен, но на бабушкин гнев старался не нарываться. Если Иван звонил детям, а к телефону подходила теща, она просто бросала трубку. Назвать атмосферу в доме приятной язык как-то не поворачивался.

К тому же — теснота. Ирина была убеждена, что им необходима более просторная квартира. Павлику уже нужна отдельная комната, старшим, понятно, тоже. И маме нужна. Она устает, не девочка уже. Четырехкомнатной квартиры явно не хватало. Иван вроде не возражал, но — после экспертизы.

— Потерпи еще пару лет, — говорила мама, — Лиза замуж выйдет, ей-то он точно квартиру купит, вот и Павлику комната освободится.

А вдруг не выйдет? Что же, ребенка из дому гнать? Ирина не знала, что делать, и все больше склонялась к мысли, что делать нечего. Хотя квартиру хотелось. И в новом доме. А Иван вдруг завелся — сам все время звонил, напоминал, спрашивал, когда поедем на экспертизу. Ирина начала всерьез бояться, что он не успокоится, пока не доведет дело до конца. Что-то надо делать, и срочно. Только — что?

Зачем он спустился к почтовому ящику? Иван не смог бы ответить на этот вопрос. Почувствовал что-то. И когда увидел там конверт, нисколько даже не удивился, хотя писем не получал уже… дай бог памяти, лет двадцать, не считая, конечно, деловой корреспонденции, приходящей на адрес фирмы. Конверт выглядел вполне мирно, по-домашнему — маленький, с маркой, но Иван был уверен, что внутри него какая-то гадость. И не ошибся. Письмо было такое:

"Он жил еще четыре минуты".

Ивану стало страшно.

Он поднялся в квартиру, перечитал письмо еще раз и позвонил Рехвиашвили.

— Ты хотел приехать, — сказал он, — не передумал?

— Что ты, конечно, еду, — с готовностью отозвался Сергей.

— Только… — Иван и сам удивлялся тому, как сильно испугался, Сережа, побыстрее, пожалуйста. Похоже, у нас неприятности.

Второе письмо пришло на следующий день.

Оно, так же, как и первое, являло собой образец лаконичности.

"Добровольное признание облегчает участь".

Упрекнуть Ивана в том, что он терялся в догадках, было невозможно. Догадок не было ни одной.

Накануне они с Рехвиашвили строили всяческие предположения относительно первого загадочного послания, но так толком ничего и не придумали. Сергей, правда, твердил, как заведенный: "Ирка это, Ирка твоя…", но Иван не соглашался. И не потому даже, что она не столь затейлива, а потому, что зачем? Зачем ей его травить, зачем терроризировать?

Третьего письма он ждал с нетерпением, переходящим в истерику, надеясь, что оно хоть что-нибудь прояснит. И — зря. Третье письмо было абсолютно в духе первых двух: "Адрес учреждения, где с нетерпением ждут вашего добровольного признания, — Петровка, 38".

Четвертое письмо навеяло-таки кое-какие подозрения. Текст был такой: "Заявление в милицию советую начать так: "Я не хотел его убивать…" И дальше по памяти".

"Шантаж? — подумал Иван. — Кто-то хочет денег, это так понятно. Но кто? И что он знает?"

А может, и не шантаж, а провокация. Кто-то хочет посмотреть, что он будет делать. А действительно, что же делать? Вот что! Он сейчас всех удивит.

И Иван позвонил капитану Коновалову. Тот приехал сразу, положил каждое письмо в отдельный целлофановый пакет и отбыл, горячо поблагодарив за доверие.

После чего Иван позвонил Ирине. Не то чтобы он ее всерьез подозревал, просто слово «шантаж» у него ассоциировалось прежде всего с ней. Она — мастер этого дела, кроме того, всегда хочет денег, и много. Не исключено, что в ходе ведения боевых действий против Ивана она решила применить новую тактику и к всегдашнему нытью и угрозам добавила дружескую переписку с бывшим мужем.

— Сегодня не получил от тебя письма и заволновался, — сказал Иван. Все ли в порядке?

Ирина прореагировала на эту хорошо продуманную фразу странно, то есть не так, как того ожидал Иван.

— В порядке? — возмущенно сказала она. — Как же! Все отлично! Лиза часами крутится перед зеркалом и ни о чем другом думать не хочет, Алеша хамит, у мамы — давление. Так что радуйся, все, как ты хотел.

— За здоровье твоей мамы тоже я отвечаю?

— А ты думаешь, она не переживает по поводу твоего странного поведения? Кстати, — Ирина наконец вспомнила, с чего Иван начал, — какие письма?

— Дурацкие. Я отдаю тебе должное как стратегу, у тебя неоднократно получалось обводить меня вокруг пальца, но вынужден констатировать, этот твой маневр слабоват. Скажи просто, чего ты хочешь, а я подумаю, могу ли соответствовать.

— Какие письма? Ты о чем?

У Ивана был очень странный голос, как у сумасшедшего. "Это из-за нее, подумала Ирина, — ну конечно, как я не подумала".

— Я понимаю, у тебя неприятности, но ты же знаешь, что я тут ни при чем, — в ее голосе появились нотки сострадания.

— При чем "ни при чем"?

— При том, что… ну, я имею в виду события последнего времени.

— Какие?

Чего он добивается? И зачем ей звонит? Видит бог, она хотела быть тактичной, но с ним разве получится.

— Такие, что всех убивают.

— Ладно. — Голос Ивана сразу стал безразличным и тусклым. — Пока. Пишите письма. Не Ирина. Похоже, не она. Тогда кто?