Анна Малышева - Тело в шляпе

Спорить с Майонезом осмеливались только горячо ненавидящие себя мазохисты. Александр Иванович был человеком простым и грубым, но не этим он был страшен. Всеобщий дискомфорт достигался тем, что он активно, не страшась преград, внедрял в жизнь собственную философию, которую сам же и придумал. Майонез на полном серьезе полагал, что редакция газеты — это воспитательное учреждение, а на нем — Александре Ивановиче, как руководителе одного из подразделений редакции, — лежит святая обязанность делать из сырого материала (стажеров, корреспондентов и просто авторов) людей. Никому не было известно, что именно он подразумевал под «людьми» и какой продукт должен был получиться на выходе после майонезовской обработки, зато методы превращения в людей были известны всем. Мой шеф считал, что, если человека, то есть не человека еще, а молодого корреспондента, не возить с подкупающей регулярностью "мордой об стол", не объяснять ему, что он полная бездарность, дурак и невежда, из него никогда ничего не получится. Вот именно так: никогда и ничего.

Трудностей Майонез не боялся и с готовностью брался за любые, даже самые бесперспективные с воспитательной точки зрения варианты. Чем хуже, тем лучше. Что выдавало в нем истинного художника и профессионала.

У меня был приятель Саша Катамахин, который промышлял тем, что исправлял девушкам фигуры путем зверских физических упражнений. Так вот, если к нему приходила в целом нормальная девушка, недостатки фигуры которой никак нельзя было назвать дефектами, он за нее не брался. "Что с тобой делать-то, вяло говорил он, — сама все можешь исправить, побегай месячишко вокруг дома, ешь поменьше плюшек, все само собой наладится". Зато стокилограммовые девчонки с кривыми ногами и, желательно, горбом вызывали у Саши'прилив творческих сил. "Вот это — интересный экземпляр, — Катамахин потирал руки и облизывался, приступим немедленно".

Так и Майонез — его мало интересовали взрослые мужчины родом из Свердловска или Тюмени (я уже не говорю про Хабаровск), которых "жизнь уже, слава богу, воспитала", зато "слабоумные московские девочки" подлежали длительной термической обработке. Я, разумеется, была из таких. И Майонез ежедневно зубилом и кувалдой вырубал из этой глыбы "дури и амбиций" настоящего журналиста, то есть, как я это понимала, забитого покорного типа, неуверенного в себе, сильно пьющего и с плохим цветом лица. При этом допускались, то есть не отрицались начисто, творческие способности.

А уж если воспитуемый умел найти "неожиданный ракурс" и набрать пару килограмм "штрихов к портрету", он мог не бояться выволочек и справедливых высказываний в свой адрес в течение целого дня.

Источник недостающих "штрихов к портрету" убийцы мне подсказал еще в ВИНТе Алексей Сунцов, директор по маркетингу. По его словам, исчерпывающей информацией о Кусяшкине владела его бывшая жена Ирина, которую на фирме знали хорошо и, как мне показалось, не любили. Хотя среди женского персонала у нее было полно приятельниц, с которыми она регулярно созванивалась и встречалась.

— Шпионит, — заверил меня Алексей Сунцов. — Ей нужна свежая информация об Иване.

— Информация какого плана?

— Прежде всего денежного, ну и амурные дела, конечно. Но тут у нее вечный облом. Иван принципиально на работе — ни-ни.

— А после работы? Сергей развел руками:

— Это его личное дело. Но Ирка даже нанимала частного детектива, чтоб следил за Иваном и ей докладывал. Но момент неудачный выбрала — конец года, финансовые отчеты. Короче, он здесь днями и ночами торчал, а через неделю засек этого детектива у себя в подъезде и с лестницы спустил. А потом перевербовал.

— Как?

— Так. Доплатил ему немного и послал следить за женой. И, представьте, удачно. Нет, это слово не подходит. Результативно, вот! С помощью детектива он ее застукал с любовником.

— Ужас какой!

— Не думаю. У меня есть основания полагать, что Ивану это пришлось как нельзя более кстати. У него в тот период, тоже завелась подружка, и все было очень серьезно. Так что с Ириной он развелся с видимым удовольствием.

— А она? Она-то как?

— Она — без удовольствия.

— Почему? Если у нее есть любовник, то логично предположить, что и она не очень дорожила этим браком.

— Я вас умоляю! Любовник — любовником, а богатый муж — богатым мужем. К тому же, как у нас говорят, ее любовник — это на гормональном фоне. В тридцать три года женщинам позарез нужно мужское внимание, а Иван ее… ну, как сказать?..

— Ну, скажите как-нибудь.

— Уставал он сильно на работе.

— До такой степени, что…

— Плюс романчик на стороне. Только вам это все ни к чему. Несчастный случай произошел с Романом, так что запутанные семейные дела Ивана вам вряд ли помогут.

— Не скажите. — Я понимала, что мой, нездоровый интерес к частной жизни известных бизнесменов следует хорошо обосновать. — Когда у органов внутренних дел есть основания подозревать убийство, интересно все, просто все.

— Да? Ну, пожалуйста. Хотя наши девушки вам наверняка лучше и подробнее расскажут про Ивана и его семью. У нас в ВИНТе семейная жизнь начальника уже третий год лидирует в списке душещипательных хитов.

— Девушки — само собой. Но и вы расскажите.

— Рассказываю. Но со слов тех же девушек. С Иваном, как вы понимаете, мы этого не обсуждали. Значит, он развелся с женой из-за большой любви.

— Вы же говорили, что из-за ее неверности.

— Это был повод. А так — Иван на старости дет влюбился, намерения имел серьезные, а жена ему чрезвычайно помогла своим… своим… как сказать?.. недостойным поведением.

— И что сейчас?

— Сейчас его девушка выходит замуж за Романа. А жена Ирина вскоре после развода родила третьего ребенка.

— Ух ты! Прямо мексиканский сериал.

— Круче.

— То есть он опять живет с женой?

— Отнюдь. С женой все порвато, хотя она надежды не теряет. Согласитесь, маленький ребенок — это серьезный аргумент для воссоединения семьи.

— А почему девушка-то выходит замуж за другого?

— Понятия не имею. Что-то не сложилось у них. Наши говорят, как раз Ирина постаралась. Поссорила их все ж таки. Не хочет Ивана никому отдавать и не отдает.

— Такая любовь немыслимая?

— К сытой жизни. Богатый муж, занятой, дома его не бывает — чем плохо? А может, и любовь, кто их разберет.

Ирине Кусяшкиной я позвонила скорее для очистки совести, мне как-то не верилось, что она будет со мной откровенничать. Начало разговора было именно таким, как я и предполагала. В нежном, почти детском голосе немедленно зазвенели металлические нотки:

— Милиция? Гарцев? А при чем тут Иван?

— Ни при чем.

— А я тут при чем?

— Мы предполагаем, что вы можете многое о нем рассказать, потому что он много лет был близким другом вашего мужа…