Дик Фрэнсис - В мышеловке

- Боже мой, Чарльз, ты говоришь, как Фрост.

- Прости.

- В наши дни любой бизнес время от времени испытывает финансовые трудности. Посмотри на национализированную промышленность, она теряет деньги миллионами. Посмотри на уровень роста налогов и на инфляцию… Как может маленький бизнес постоянно работать с прибылью? Конечно, у нас есть финансовые проблемы. А у кого их сегодня нет?

- Дела так плохи?

- Неважны, но не угрожающе. Без перспективы банкротства. Это вполне законно, что маленькая компания, занимающаяся торговлей, не может сразу оплатить все счета.

- Но можно… Но если бы у тебя был достаточный капитал, ты легко бы преодолел финансовые трудности, связанные с замедлением оборота средств.

Дональд взглянул на меня, и будто призрак улыбки прошел по лицу.

- Меня до сих пор удивляет, почему ты выбрал живопись как средство заработка.

- Просто я нашел способ оправдать свою страсть к скачкам. И свои частые походы на ипподром.

- Ленивый негодяй. - На долю секунды он стал прежним Дональдом, но светлое мгновение мелькнуло и ушло. - Никогда в жизни я не стал бы использовать свой личный капитал для того, чтобы удержать на плаву умирающий бизнес. Если моя фирма пойдет ко дну, я быстренько поплыву к берегу. Безумие - тонуть вместе с бизнесом.

- Наверно, Фроста интересовало, не застрахованы ли украденные вещи на сумму большую, чем их реальная стоимость? - стиснув зубы, спросил я.

- Да, он несколько раз повторял этот вопрос.

- Но ты, конечно, не сказал ему, даже если он прав?

- Сумма маленькая, гораздо меньше, чем они стоят.

- Неужели?

- Совсем незначительная страховка, - вздохнул он. - Не знаю, заплатит ли страховая компания за Маннингса. Я договорился с ними только по телефону, но не успел отослать контракт.

- Все будет в порядке, ты же можешь предъявить доказательства, чек, таможенную декларацию и тому подобное.

Он печально покачал головой:

- Все бумаги лежали в том столе, который украли из холла. Квитанция из галереи, где мы покупали картину, свидетельство об источнике, откуда она попала в галерею, квитанция таможни - все пропало.

- Фросту это не понравилось?

- Он не знает.

- Н-да-а… Надеюсь, ты объяснил ему, что вряд ли стал бы покупать дорогую картину и совершать путешествие через полмира, если бы тратил последний пенни.

- А он сказал, что именно потому я и решился купить дорогую картину и совершить путешествие через полмира, что тратил последний пенни.

Фрост огородился кирпичной стеной подозрений, и Дональд бился головой об эту стену, не в силах проломить ее. Надо было отвлечь его, пока он не разбился вдребезги.

- Давай сварим спагетти, - сказал я.

- Что?

- Это все, что я умею готовить.

- А-а… - Он взглянул на часы, висевшие в кухне. Было половина пятого, и мой желудок утверждал, что время ленча давно прошло.

- Свари, если хочешь, - согласился Дональд.

Утром полиция прислала за Дональдом машину, чтобы отвезти его в офис. За кофе он пообещал мне, что будет защищаться, и, похожий на спущенный воздушный шар, вышел из дома.

- Дон, ты должен бороться, - убеждал его я. - Единственный способ справиться с создавшимся положением - это быть твердым, рассудительным, точным и решительным. То есть самим собой.

- Надо бы поехать тебе. - Он чуть улыбнулся. - У меня нет сил. И какое это имеет значение? - За улыбкой пряталось безмерное горе, так из-под треснувшей кромки льда проступает глубокая темная вода. - Без Реджины… какой смысл зарабатывать деньги.

- Мы не говорим о зарабатывании денег, мы говорим о подозрении, которое упало на тебя. Если ты не будешь защищаться, они подумают, что ты не можешь защититься.

- Я слишком устал. Мне все равно. Пусть думают что хотят.

- Дон, - настаивал я, - они будут думать то, что ты позволишь им думать.

- Мне все равно, - вяло промямлил он.

В этом вся беда. Ему и правда было все равно.

Он уехал на весь день. Я провел время за мольбертом.

Но рисовал не печальный пейзаж. Солярий выглядел еще более серым и холодным, чем вчера. И мне надоело предаваться меланхолии. Я оставил незаконченный пейзаж на столе, а сам перебрался туда, где теплее. Наверно, свет в кухне был не совсем хорош для живописи, но только здесь чувствовался пульс жизни.

Я рисовал Реджину возле плиты с деревянной ложкой в одной руке и бутылкой вина в другой. Рисовал ее в тот момент, когда она в улыбке откинула голову назад. Рисовал улыбку, сияющие глаза, простодушные и, несомненно, счастливые. Я рисовал кухню, то, что видел перед глазами, и рисовал Реджину такой, какой она стояла перед моим внутренним взором. Я так ясно ее видел, что несколько раз отрывал взгляд от мольберта и собирался что-то ей сказать, но с разочарованием обнаруживал, что в комнате никого нет.

Удивительное чувство реальности и нереальности происходившего создавало какую-то тревожную сумятицу в голове.

Я редко работал больше четырех часов подряд, во-первых, потому, что уставали руки, и, во-вторых, потому, что от сосредоточенности на работе я испытывал страшный голод и замерзал. Поэтому во время ленча я порылся на полках и нашел банку консервированной говядины, которую и съел с маринованными огурцами, оказавшимися в кладовке. Потом решил пойти погулять и, чтобы избежать дежуривших у ворот репортеров, прошел через сад, прячась за стволами яблонь, и перелез через забор.

После напряженной работы у мольберта меня, как всегда, просто распирала физическая энергия, и я бесцельно обошел раскиданные по холмам дома деревни, размышляя о картине и о том, что еще предстоит в ней доделать. На фалды занавесок, пожалуй, надо больше ярко-коричневого, а на кастрюлю положу красноватые тени, воротник кремовой блузки Реджины требует желтой охры и, может быть, чуть-чуть зеленого. И с плитой надо внимательнее поработать. В мыслях я нарушал свое правило - сначала сделать всю картину, а потом шаг за шагом прописывать детали.

Сейчас передо мной ясно стояло законченное лицо Реджины, осталось придать блеск губам и высветлить линию нижних век, но, пока краски не высохнут, этого сделать нельзя. Я боялся, что перестану так ясно ее видеть, если буду работать слишком долго, но сейчас в картине еще не уравновешены детали, и надо быть очень внимательным, чтобы нарисовать кухню в том же ключе и чтобы вся вещь выглядела гармоничной и естественной. Она должна оставлять впечатление, что по-другому ее нарисовать нельзя.

Дул холодный, пронизывающий ветер, по небу неслись зловещие темные тучи, я засунул руки поглубже в карманы куртки и перелез через забор с первыми каплями дождя.

Дневной сеанс продолжался недолго, потому что стемнело, и я дошел почти до отчаяния - никак не удавалось правильно смешать краски для кухонной утвари на верхних полках. Даже после долгих лет практики то, что казалось правильным на палитре, выглядело совершенно фальшиво на холсте. После трех неудачных попыток я решил отложить работу на завтра.