Дик Фрэнсис - Предварительный заезд

— Да.

Я всмотрелся в лица, которые запомнил с обеда в ресторане «Арагви». В глаза, которые видел на улице Горького и под мостом. В души, отягощенные убийством Ганса Крамера и Малкольма Херрика.

Один, со свисающими усами, казался немного старше. Он приоткрыл губы, сверкая зубами в подобии ухмылки. Даже здесь он источал ожесточенную враждебность.

У другого было туго обтянутое кожей костлявое лицо с большими глубокими глазницами, типичными для фанатиков. Его бровь и щеку пересекал алый шрам, нижняя губа была разбита.

— Который из них убил Херрика? — спросил генерал.

— Тот, что с усами.

— Он сказал, что у него сломано запястье, — сообщил генерал. — Они ждали вылета в аэропорту. Мы нашли их без всяких хлопот. Кстати, они почти не говорят по-английски.

— Кто они такие? — поинтересовался я.

— Журналисты. — Казалось, что он удивлен этим открытием. — Тарик Занетти, — он указал на человека с усами, — и Мехмет Зараи.

Их имена ни о чем мне не говорили. К тому же было очень маловероятно, что именно так их звали от рождения.

— Они жили в одном доме с Херриком, — сказал генералмайор. — Они могли встречаться ежедневно.

— Они из какой-нибудь организации вроде «красных бригад»?

— Мы считаем, что это какая-то новая отколовшаяся группа. Но все же мы успели кое-что выяснить уже во время предварительного допроса. Я послал за вами, как только их доставили сюда. Я сейчас кое-что вам покажу. Когда мы обыскали багаж, который был при них, то нашли вот это. — Он вынул из кармана письмо и дал его мне. Я развернул листок, но он был покрыт машинописным текстом на языке, который я не смог признать даже по виду. Покачав головой, я протянул листок генералу.

— Посмотрите текст, — посоветовал он. Я последовал его совету, и наткнулся на знакомые слова: «Эторфин... асепромазин... хлорокрезол... диметилсульфоксид».

— Это копия доклада химической компании, — пояснил генерал, — об анализе, проведенном по просьбе вашего усатого приятеля. Похоже, что он получил его как раз вчера.

— Значит, они хотели выяснить, что же на самом деле купили?

— Похоже на то. — Он взял у меня письмо и положил в карман. — Вот и все. От вас требовалось лишь опознать этих людей. Вы можете вернуться в Англию когда хотите. — Чуть поколебавшись, генерал добавил:

— Я полагаю, что вы будете осторожны.

— Буду, — подтвердил я. Настала моя очередь задуматься. — Но... у этой парочки есть, так сказать, коллеги... И смесь существует.

— Не исключено, — резко сказал генерал, — что придется обыскивать всех посетителей при входе на спортивные сооружения.

— Есть более простой способ.

— Какой же?

— Будет лето... Следите за всеми, кто будет в перчатках. Если под ними окажутся резиновые перчатки, смело арестовывайте их.

Генерал окинул меня взглядом из-под очков, потер подбородок ладонью и медленно сказал:

— Теперь я понимаю, почему разбираться с этим делом поручили именно вам.

— И в любом случае готовьте побольше налоксона.

— Мы примем меры предосторожности.

Я в последний раз взглянул в исполненные неприкрытой ненависти лица террористов и подумал, до какой же степени эти люди должны были противопоставить себя остальному человечеству, исковеркать свои души, чтобы стать теми, кем они сегодня являлись.

Переросшее в яростную ненависть естественное презрение молодежи к безобразному состоянию, до которого старшие довели мир. Стремление жестоко карать тех, кого они презирают. Полное неприятие родительской любви. Постоянное глумление над всеми формами власти. Постоянное сожаление о невозможности поголовно расправиться со всем презираемым большинством человечества.

И все более глубокие нарушения психики... самовнушение, что неприятие их обществом — грубая ошибка общества и что для того, чтобы перестать быть отверженными, нужно уничтожить само общество. Необходимость внушать ужас и причинять боль для того, чтобы насытить свое вечно голодное самолюбие. Абсолютный возврат к поиску причины для действия в примитивных эмоциях, которые принимаются за своего рода божественный гнев. Выбор недосягаемых целей для того, чтобы бесконечно оправдывать применение сильнодействующих средств. Экстатическое, равносильное оргазму, ощущение от того, что мир вокруг них превращается в пустыню.

— О чем вы думаете? — спросил генерал-майор.

— Они нашли себе оправдание. — Я с облегчением отвернулся от арестованных. — Разрушать куда легче, чем строить.

— Они свиньи, — с презрением воскликнул он.

— Что вы с ними сделаете?

Но на этот вопрос генерал не собирался давать прямого ответа. Он сказал подчеркнуто дружелюбным тоном:

— Их газетам потребуются новые сотрудники.

Перед «Уотч» стоит та же проблема, подумал я. И тут меня осенило.

Круг замкнулся.

— Ульрика Майнхоф была журналисткой, — сказал я.

Самолет, на котором я вернулся домой, встречал в Хитроу один из приближенных Хьюдж-Беккета. Он повез меня на мероприятие, которое назвал небольшой предварительной беседой, а я — мерзкой неприятностью.

Всю дорогу в офис «мандарина» я кашлял и протестовал, но в ответ получил лишь неискренние извинения и крохотную рюмку хереса, хотя для того, чтобы хоть немного вернуть меня к жизни, требовалось не меньше полстакана виски. Меня бил озноб.

— Разве нельзя было подождать до завтра? — спросил я.

— Принц хочет встретиться с вами завтра утром на скачках в Фонтуэлл-Парке.

— Я собирался полежать в постели.

Мой спутник игнорировал такой легкомысленный ответ.

— Что с вашей рукой? — поинтересовался он, глядя на перевязанную кисть — прощальный привет Стивена и Гудрун.

— Пальцы разбиты. Но все на месте. — У меня гора свалилась с плеч.

От радости, что удалось вернуться в мир, где непрерывно чувствуется дыхание свободы. От того, что по улицам ходят улыбающиеся люди. От рождественских елок и сверкающего изобилия ярко освещенных магазинов. Тот, кому претит общество богачей, может выбрать простую жизнь. Выбор — это привилегия свободных людей.

Хьюдж-Беккет сидел в удобном кресле и разглядывал тыльную сторону своей ладони.

— Ну и как... э-э... прошла поездка? — спросил он. Я почти дословно повторил ему то, что рассказывал генерал-майору в Москве. Хьюдж-Беккет оторвался от изучения руки и мысленно погрузился в жизнь, столь отличную от его обыденного скучного существования.

Я рассказывал, меня сотрясал кашель, и он угостил меня еще одной рюмкой хереса, на этот раз чуть побольше.

— В целом я могу заключить, что все должно пройти спокойно, — сказал я, завершая рассказ. — А что касается Джонни Фаррингфорда... Да, я не получил никаких формальных гарантий, но сомневаюсь, что после всего случившегося товарищи сочтут его подходящей кандидатурой для провокаций. Мне представляется, что поездка ничем ему не грозит... но решать это, конечно, должны вы с принцем.