Владимир Кашин - По ту сторону добра

На эти вопросы Дмитрий Иванович тоже не находил ответа. Его ждал ужин, во время которого он терпеливо будет сидеть между двух огней. А после ужина сбросит халат и домашние тапочки, наденет костюм и пойдет провожать Ружену…

Джейн нравилась лейтенанту Струню. Да и кому не понравится грациозная милая девушка с невинными кокетливыми глазами и такой улыбкой, которая проникает в самую душу, кружит голову и путает мысли.

Лейтенант Струць был с мисс Томсон сдержанным и деловым. Иногда даже чересчур строгим, нежели следовало, ибо не забывал о своем служебном положении.

Сначала он обрадовался поручению подружиться с девушкой и в непринужденной беседе дознаться о том, что не смогли или не захотели вспомнить другие свидетели. Даже короткое общение с жительницей Лондона помогло бы лейтенанту услышать настоящую английскую речь.

Но после двух встреч, во время которых Виктор Кириллович, подбирая слова, заикаясь, словно школьник, складывал английские фразы, чем вызывал ироническую улыбку Джейн, девушка прекратила эту игру.

…Они встретились под вечер, в пять часов, и Джейн захотелось осмотреть окраины города. Вчера они ездили катером по Днепру и ближайшим заливам. Это путешествие запомнилось лейтенанту. Джейн стояла на самом носу лодки, держась рукой за борт. Встречный ветер трепал ее короткую прическу, и Виктору девушка казалась волшебной птицей, которая вот-вот взлетит над водой.

Он чувствовал себя все неудобнее в роли ищейки — расспрашивать девушку о преступлении, к которому она не имела никакого отношения, выискивать в дружеской болтовне нужные следствию детали…

Сегодня Джейн сама начала разговор о трагедии на Русановских садах.

— Господи! — взяв лейтенанта под руку, простонала она. — Хотя бы вы, Виктор, успокоили меня. Скажите, скоро закончится это ваше следствие, чтобы мы с мамой могли уехать? Вы знаете, меня ждет помолвка, а маме, я замечаю, тоже опасно здесь задерживаться. Воспоминания все сильнее растравляют ее душу, и я боюсь, что она снова сляжет.

— Как только установим личность преступника, так и закончится, — неопределенно ответил Струць.

— Но уже установили. Ведь отравил сосед — Крапивцев. Что же тут еще устанавливать? У него ведь и отраву нашли! Странная у вас милиция! Лондонская полиция давно бы вытряхнула из этого Крапивцева всю правду и отправила бы за решетку.

— Даже если Крапивцев был бы невиновен? Наша милиция так не делает, Джейн. Вытряхивать признания — противозаконно.

— Но ведь вы сами, Виктор, считаете, что Залищука отравил сосед!

— Считал, а теперь думаю иначе…

— Почему же? — в глазах Джейн вспыхнули огоньки любопытства.

— Это только одна из версий…

— А какая же может быть другая?

— Вы уже сами как следователь, — засмеялся Струць. — О ней никто не догадывается, об этой версии, кроме меня. Возможно, бедолаге Залищуку отраву подсыпали еще на даче… — Лейтенант и сам не понимал, почему такое сорвалось у него с уст. Брякнул глупость!

— Я хочу в Лондон, — капризно захныкала Джейн. — Дорогой лейтенант, так это ваш глупейший домысел не пускает девушку к жениху!.. В какой степени он может касаться меня?

«Ни в какой», — хотел сказать Струць, но не сказал.

— Служебная тайна, — шутливо ответил он, уже поняв, что только тщеславное желание позадаваться толкнуло на эту выдумку с новой версией.

— Остаемся тогда я или мама? Или сама Таисия Григорьевна?.. Ах да, — вдруг вспомнила Джейн, — еще врач, друг юности мамы…

— Для нас самих это еще загадка, — уклончиво ответил Виктор.

— Ах, мама, мама! — снова захныкала Джейн. — А если бы мы не приехали в тот вечер на дачу, наверное, нас бы сразу отпустили домой?

— Наверное.

— Ну, мама как мама… Но чего меня понесло туда? Мне все там противно…

В этот раз они гуляли в лесу неподалеку от железнодорожной станции.

Джейн, хотя и без большого желания, поправляла английское произношение лейтенанта, и в душе он был ей благодарен. Кто знает, может, его знания помогут когда-нибудь перейти на гражданскую службу и побывать за границей.

В лесу было прекрасно. Приятно пахло нагретыми в течение дня листьями и травой, среди высоких дубов и грабов в такт с ветром, шелестевшим в кронах, вытанцовывало солнце, выбегало на лесные дорожки. Было еще тепло, но где-то близко уже дышала осень: воздух становился прозрачным, желтели березы и краснели дубы, дуновение ветерка казалось не горячим, а мягким и нежным.

— А теперь, Виктор, побеседуем о другом. Я устала от наших полицейских разговоров, — с очаровательной непосредственностью произнесла Джейн. — Мне, например, очень нравятся ваши парки. У нас в Англии они страшно прилизаны, а у вас естественнее, настоящий лес.

— Вам нравится наша природа?

Джейн кивнула.

— Это у вас от матери, — улыбнулся лейтенант. — Ведь она выросла тут… И ей здесь все мило.

— Но у нас живут иначе… Я здесь очень скучаю… — Джейн лукаво взглянула на лейтенанта и смело взяла его под руку. — В Лондоне очень популярна поп-музыка. Мои друзья, и Генри, и я в восторге от нее. Она вызывает из глубины души скрытые эмоции, возбуждает, возвращает человека в его естественное состояние, искалеченное сейчас цивилизацией. Побывали бы вы на концерте, увидели бы!.. Когда играет поп-оркестр, весь зал бурлит!.. Вы тоже, мистер лейтенант, не удержались бы! — Джейн еще раз бросила лукавый, словно оценивающий взгляд, на Струця. — Неужели вы, Виктор, не любите танцевать?

— Почему же. Наоборот.

— Вы мне кажетесь вполне достойным партнером, — засмеялась Джейн, — и я не отказалась бы очутиться с вами в нашей компании… — Она легонько повернула лейтенанта к себе, как бы в танце, и замурлыкала ритмическую песенку. — Вы действительно милый, а родинка ваша — прелесть!

Струць осторожно, но решительно высвободился из ее рук.

— Вы пуританин, — оскорбленно сказала Джейн. — И всего боитесь. А наши развлечения и естественны, и в то же время интеллектуальны.

— Если считать интеллектуальными развлечениями ночные кабаре, стриптиз и тому подобное…

Джейн бросила на него иронический взгляд.

— И кабаре, и стриптиз… Нельзя быть таким монахом молодому человеку! — Она нервно рассмеялась. — А что такого, мистер лейтенант, если и стриптиз?.. Ведь у вас не отрицают красоту человеческого тела! Картины Рембрандта, например… Стриптиз — это только красота, и его нечего бояться…

Джейн вдруг остановилась между двумя высокими старыми вязами и расстегнула сзади пуговицу блузочки.

— Боже, какая жара! — произнесла она. Потом, не оглядываясь, словно не боясь, что еще кто-нибудь кроме Виктора увидит ее, сняла с себя тоненькую блузочку. Ее загорелые груди теперь ничто не прикрывало. Испуганно сверкнул маленький золотой крестик на тоненькой цепочке. — Какая жара! — повторила Джейн. — Душно!.. И воды поблизости нет…