Станислав Родионов - Преступник

Леденцов нуждался и в той информации, которая шла к кражам. В школе он узнал про существование Ромки Тюпина по кличке Сушеный и про его бабушку по кличке Ром-баба. Тюпин ходил в первых друзьях Вязьметинова, и говорить с ним следовало немедля.

Но уроки кончились, школа тишала. Леденцов узнал домашний адрес Тюпина и пошел к нему пешком, благо жил тот в квартале от школы.

День заметно потускнел. И вроде бы не от темноты, а от какой-то мглы, опередившей закат и закоптившей небо. Опавшие листья, которые осенью в городе шелестят всюду, мягчили под ботинками панель; днем эти листья цвели под ногами, а теперь посерели, сливаясь с асфальтом. Но иногда виделись разлапистые пятна — листья клена, которых и сумраку не застелить, потому что они одного, яркого тона с его шевелюрой.

Леденцов вошел в парадное и уже поднялся на четвертый этаж, когда хлопнула дверь и мимо пронеслась длинная тощая фигура с мусорным ведром. Наверняка Сушеный.

— Рома Тюпин? Леденцов удержал его на обратном пути.

— Да. А что?

— Оденься-ка да выйди поговорить Я из милиции.

Тюпин повиновался бессловесно, ибо школу прошила молва что за Вязьметиновым приехала машина и увезла в неизвестном направлении; это «в неизвестном направлении» передавалось девочками вполголоса. Они спустились во двор и сели на скамейку пенсионеров под облетевшим и уже неопределимым кустом.

— Надо поговорить, как мужчина с мужчиной, — польстил подростку Леденцов.

— Можно, — солидно согласился Тюпин.

Леденцов начал, как учил капитан, издалека.

— В электронике волокешь?

— Нет, — удивился подросток.

— В механике?

— Тоже нет.

— А в космонавтике?

— Ну, читал…

— Слесаришь, столяришь?

— На уроках труда стругаем…

— Компьютер освоил?

— Нет еще.

— А в тяжелом роке или в диско сечешь?

— Цирк люблю.

— Эх, Рома, а мы на тебя надеялись…

— Я приемчики знаю, вспомнил Тюпин.

Оперативник помолчал, как бы сомневаясь, можно ли говорить с человеком, знающим лишь одни приемчики. В общении с подростками Леденцов испытывал некоторую двойственность: с одной стороны, он взрослый человек, работник уголовного розыска, представитель власти, а с другой, при его двадцати с небольшим годах да веселом характере, жила не признаваемая им мысль, что от подростков ушел он недалеко — и если ушел, то к взрослым крепко не пристал. Говорят, этот Сушеный поколачивает слабых. И второй, подростковый Леденцов с удовольствием бы отвлекся и поговорил бы с парнем о пользе силы, приемчиках и звании мужчины. Но первому, взрослому и оперуполномоченному, требовалась информация.

— А в чем надеялись? — не вытерпел Тюпин.

— Хотели помощи просить.

— Физической?

— Нет, духовной.

Подросток замешкался, сбитый непонятным характером помощи. И Леденцов помог.

— С Вязьметиновым дружите?

— С первого класса. А что Сашка сделал?

— Скоро узнаешь. И какой он мужик?

— Со знаком качества.

— Это хорошо, — одобрил Леденцов — Все о нем знаешь?

— Как про себя.

— А где он был, когда прогулял пять дней?

— Ходил…

— Куда?

— Секрет, что ли… А к академику Воскресенскому.

— Это тебе сам Вязьметинов сказал?

— И мне, и всем. Он к нему давно ходит.

Тьма скрыла лицо подростка, лишь слабый свет, падавший из окна первого этажа, белил его левую щеку. Говорил Тюпин легко, не тая и не стесняясь. Леденцов относил это не только за счет искренности школьника, но и за счет темноты. Он считал большой ошибкой западных криминалистов допрашивать, слепя человека белым светом: и дико, и не психологично. Допрашивать надо в темноте или в полумраке, когда лица подследственного не видно, поэтому тот не стесняется, ему не стыдно, он раскован. Эту идею Леденцов давно намеревался обсудить с капитаном, да побаивался насмешек: «Допрос в темноте? А с цветомузыкой не желаешь?»

— Рома, академик каких наук?

— Разных.

— Теперь так не бывает.

— Вроде бы по космосу, но волокет во всем.

Побежавшая мысль Леденцова остановилась было на геологе, но тот не академик, не специалист по космосу и не Воскресенский. Да и вообще обворованный.

— Где академик живет?

— Не знаю. За городом, на вилле.

— Что за вилла?

— Экстракласса! Крыши нет…

— Как нет?

— Вместо крыши солнечные батареи. А вместо подвала подогреваемый бассейн, вместо лампочек светит гелиоцентр, под ним загорают, как под солнцем. Там и песчаный мини-пляжик…

Леденцов предпочитал, как и капитан, информацию запоминать. Но опасение, что этот диковинный дом придется искать по всей области, побудило взяться за авторучку. На его коленях панцирем крупной черепахи отсвечивала кожаная папка с округлыми углами — он весь день таскал ее ради характеристик, которые не следовало мять в карманах. Портфели, сумки и «дипломаты» Леденцов не признавал. Все, что надо оперативнику, умещается в карманах, а нужно ему четыре вещи: шариковая ручка, блокнот, пистолет и бутерброд. И можно идти на любое опасное и долгое задание.

— Рома, где он хоть примерно стоит?

— В сосновом лесу. А еще там столовая-оранжерея. Лимоны, лианы и всякие орхидеи зимой цветут. Они там обедают. А гараж открывается сам, только академик подойдет. Автомобильчик такой, что ни у кого в городе нет, по телефону может говорить со всеми городами…

— Кто ж ему все это сделал?

— Никто, сам. Он умелец.

— А на работу академик куда ходит?

— Никуда, дома работает, в кабинете. У него свой компьютер.

Оригинальные сооружения умельцев Леденцов видел. Знал он и про труд на дому, который вошел в моду благодаря этим компьютерам.

— А внешность академика Саша описывал?

— Какую внешность?

— Ну, рост, черты лица, цвет волос…

— Он похож на йога. Высокий, худой, в квадратных очках и белые волосы до плеч. Ему ни каратист, ни самбист, ни пьяный ханыга не страшен.

— Что, сильный очень?

— Зачем сильный… Взглядом парализует.

— Сколько же ему лет?

— Пятьдесят, — сказал Тюпин и, подумав, добавил: — А может, сто.

Для подростков внешность и сила притягательны — школьник восхищался тем, кого даже не видел. Леденцов слушал с непрошеной завистью к академику, потому что внешностью считал себя обделенным. Не хватало росту, литых плеч, веснушками усыпан круглогодично, волосы яркие, как осенний клен… Он считал, что убеждающая внешность нужна лишь двум профессиям — сотрудникам милиции да швейцарам.

— У академика дочка есть экстракласса. Хоть кого в бадик обыграет.

— А Саша у него играет в бадминтон?

— Ха! И в бадминтон, и плавает, и в шахматы режется.

— Какой же интерес у академика к подростку?

— Учтите, дочке шестнадцать. Сашка и обедает у них через день по экстраклассу.