Станислав Родионов - Задание

На десятом припадании, уже поустав, его руки задрожали и нос чуть было не клюнул землю; широкий и полупрозрачный лист наплыл прожилками так близко, что Леденцов бросил взгляд под скамейку, как бы стеля его по земле. И увидел там синие дутые сапожки, хорошо ему знакомые. Он вскочил на ноги.

Ирка улыбнулась виновато и отбросила волосы со скул.

— Как меня отыскала?

— Тогда с чердака пошла за тобой…

Он чуть было не усмехнулся: хорош оперативник, «хвоста» не засек. Вероятно, от злости. Правильно капитан Петельников говорит, что все человеческие беды от чувств. И Леденцов задал ему мысленный торопливый вопрос: а все человеческие радости?

Они сели.

— Борь, хочешь все выкину?

— Дело не в тряпках, а в твоих взглядах.

— Какие у меня взгляды?

— Мещанские. Замужество, приданое, жених, Шатер… Ира, неужели тебе не хочется стать другой?

— Хочется…

— Так в чем же дело?

— Боря, а какой?

Леденцов даже уселся поосновательнее, чтобы объяснить… Он даже расстегнул на груди молнию и поерошил рыжие волосы… Он всего лишь искал первые слова, началинку, а дальше-то… Он покашлял, исчерпав все подготовительные возможности, и растерянно глянул на коварную Ирку, придумавшую вопросик из серии вечных…

Он знает, какой Ирка не должна быть, но совсем не знает, какой ей надо стать. Вроде бы так просто; нет, не просто. Он отвергал ее теперешнюю жизнь, — это однозначно. Что же многозначно? Стать Ирка могла… Сколько женщин на земном шаре? И все разные.

— Ты очень хочешь выйти замуж? — не ответил он на вопрос.

Ирка сложила губы каким-то удивленным бутончиком — так дети разглядывают чудеса.

— Боря, если выйдешь замуж, то и станешь другой.

— А без замужества?

— Парню-то чего?.. Ты вот мне ля-ля-ля. У тебя в «ящике» работа небось интересная, спортом балуешься, предки в норме… А у меня дома мамаха, а в училище стрижка-брижка. Когда бреешь, мужика надо за нос держать. Бывают не носы, а гнилые груши. Так бы его и свинтил на сторону.

— Надо менять специальность.

— Ага, выйти замуж.

— Я разве про это сказал?

— Сонька Деева из тридцатого дома… Натуральная телка: кто позовет, с тем и шла. Была в клевой банде похуже Шатра. А замуж вышла за водителя-дальнобойщика, четыреста приносит чистыми. Стенку купили престижную, под французских королей. Люстра у них с перезвоном; чихнешь, а она затренькает…

Узкие ее глаза радостно округлились. Свободные волосы свободно трепал утренний ветерок. Загорелые скулы от прилившей крови побурели, как листья дуба под их ногами. А какие сейчас у нее губы, было не рассмотреть, потому что Ирка говорила, говорила… И Леденцов подумал про далекие звезды, светящие всем, да не всеми видимые. Так куда он манит? На туманную звезду в зените? Но ей бы до ближайшей планеты долететь, ей бы до облачка допрыгнуть. А ведь замужество для Ирки что парение над землей…

— Только без приданого, — буркнул он.

— А если некрасивая?

— Тогда перекрестись, — посоветовал Леденцов.

— Чего?

— Скажи спасибо, вот что. Красивую за что берут? За внешность. А некрасивую? За душу. Сколько я знаю несчастных красавиц…

— Почему несчастных? — усомнилась Ирка.

— Вокруг нее вьется десяток парней. Все разбитные, нахальные, привыкшие хапать что получше. А скромненькие в сторонке. Да разве дело в красоте?

— В любви?

— Не только. Знавал я красавицу… И внешность, и влюблялась до умопомрачения. А замуж не брали. И правильно делали.

— Красивая, любила… Какого рожна надо?

— Я перечислю, какого рожна… Парень смотрит: не изменит ли при такой внешности, какой у нее характер, любит ли детей, какой станет хозяйкой, умна ли, между прочим, и будет ли с ней интересно?.. И тэ дэ.

— А любовь?

— Капитан… На работе есть парень по кличке «капитан». Он говорит, что любовь — это лишь повод. Семью надо строить не на чувствах, а на более крепком фундаменте. Так что внешность, Ирина, дело второе, а может быть, и третье.

Леденцов спохватился. Часы он оставил дома, поэтому за временем не следил. Зарядку, считай, сделал, но еще бритье, душ, одевание, чашка кофе; да мама наверняка не выпустит без каких-нибудь сырников или блинчиков.

— Боря, я детей люблю, — сообщила Ирка.

— Не сомневаюсь.

— И я верная.

— Убедился.

— Характер у меня баламутный, но отходчивый.

— Тоже убедился.

— Варить умею. Знаешь, какие дрочены стряпаю?

— Стряпаешь… что?

— Дрочены — картофельная запеканка.

Теперь Леденцов забеспокоился уже не о времени. Разговор принял тревожный оборот, тот самый, которого он давно остерегался. Они уже говорили не о любви вообще — они уже говорили о дроченах.

— Я ищу жену, которая не умеет готовить, — попробовал он отшутиться.

— Зачем?

— Чтобы поменьше есть, а значит, и подольше жить.

Ирка задумалась, не приняв шутки. Этой заминкой он решил воспользоваться и уже хотел было встать. Но она тихонько спросила:

— Чувствуешь?

— Что?

Ирка взглядом показала на свою грудь, подняв ее еще выше.

— Понюхай.

Леденцов неуверенно склонился, но она крепко обхватила рукой его затылок и ткнула лицом в утопающую плоть, как в подушку. Сильный приятный запах чуть не задушил.

— Окропилась, — удивился он, выныривая.

Раньше от нее пахло сигаретами и вином. Теперь вот духи. Волосы намыты так, что и не блестят. Кофточка новая, первозданной белизны. Губы подкрашены, глаза подведены.

— И чем пахну?

— Ну, цветами.

— Аромат прохладной зелени первых цветов с мягкой нотой туберозы, — расшифровала она запах. — В рекламе написано.

Леденцову вдруг сделалось жарко. Он чувствовал, как краска горячит щеки, сливаясь цветом с огненной головой. Какая стыдуха… Мама у окна, старушки, соседи… И все видели, как он припадал лицом к девичьей груди. Попробуй объясни, что в оперативных целях нюхал мягкую ноту туберозы.

— Боря, мы с тобой ходим? — невнятно спросила Ирка.

— Не летаем же.

— Боря, мы с тобой встречаемся?

— А как же не встречаемся?

— Находимся в отношениях?

— Мы дружим, — наконец догадался он, что она хочет выразить.

— Когда дружат, то не целуются.

— Не целуются, — согласился Леденцов.

— Правда? — обрадовалась Ирка тому, что они все-таки не дружат.

Он лишь вздохнул. Видимо, этот вздох она приняла за подавленную страсть. Ирка прильнула к нему и поцеловала в щеку сильным чмокнувшим поцелуем, обдав запахом своих новых духов.

— Боря, у нас любовь, да?

Сильный порыв ветра, который осенью случается внезапно и ниоткуда, взметнул сухие листья. Где-то хлопнуло жестью, где-то выбило стекло… Но Леденцов испугался раньше, до этого ошалелого вихря…

Меж корпусами медленно ехала милицейская машина, попыхивая синим огоньком. Она стала, не добравшись до его дома, будто что-то увидела в оголенных кустах. Из машины вышел сержант Акулинушкин, в форме. Леденцов насупил брови, наморщил лоб и послал ему жуткий пучок биоволн, чтобы сержант топал к парадному и поднялся в квартиру, к маме: за это время Ирку можно было бы спровадить. Но Акулинушкин, видимо не читавший про биоволны и больше веривший своим глазам, подошел к скамейке и внятно сказал: