Игорь Галеев - Лень, алчность и понты

Генерал выслушал агента и переспросил вкрадчиво:

- Мерцало, говоришь, синим?

- Так точно.

- И запах был? Какой?

- Болотный... такой... детский...

- Бери бумагу и опиши все до мелочей. Иди.

- Так точно!

- А ты что думаешь?

- Было что-то. Никто больше не видел, а этот белый примчался заикается, трясется.

- Ну-ну, а что ты-то думаешь?

- Новенькое что-то.

- Америкашки? - и сам досказал: - Во вытворяют паразиты! Отстали мы от них навсегда.

Луговой был другого мнения, но промолчал. Хотя мог бы сказать, что наши голодные рукодельцы и самодельщики тоже не хухры-мухры, такое порой вытворят, что никаким сытым пентагоновцам и не приснится.

Когда они вошли, Дыба уже пришел в себя. Взгляд его был осмысленный и даже немного насмешливый.

- Еще чаю? - спросил Курехин.

- Валяйте, если бесплатно.

- Угощаем.

- Хорошо живете. Кто у вас сто четырнадцатый?

- Я, допустим, - покосился на генерала Луговой.

- Все-таки встретились.

- Это хорошо, что вы признаетесь в убийстве двоих наших сотрудников.

- Не убивал я. Это Саша заступился за меня, когда они меня пинали.

- Показания дашь?

- Про Сашу?

- Ну да.

- Так он же погиб.

- Откуда узнал?

- В газетах писали, - хохотнул Дыба.

- Слушайте, Сергей Яковлевич, - вкрадчиво вступил в разговор Курехин, - вы же понимаете - мы мелочами не занимаемся. Дело очень серьезное. Потом будем шутить, упражняться в остроумии, а сейчас отвечайте на вопросы, добро?

- Или зло... - задумчиво улыбнулся Дыба. - Ну и что вас интересует?

- Нам нужны бумаги из сундука и вообще - все, что вы о них знаете.

- А вы говорите - "мелочами не занимаемся". Вот это и есть мелочи.

- А что, вы можете предложить нам что-то более серьезное?

- Я думал, вы спросите - почему я лежал на снегу и чего так испугался ваш человек?

Дыба налил себе чаю и украдкой подмигнул Луговому, который давно уже молчал.

- И почему он испугался? - генерал раздражался все более.

- От непривычки. Вы бы тоже испугались, хотите попробывать?

- И все-таки вы взяли неверный тон! - не выдержал генерал.

- Да я вам откровенно! Вы просто из другого слоя жизни. Жизнь-то неоднородная, слоистая, как торт Наполеон. Вы тут всю жизнь на Лубянке крутитесь, в одной и той же системе, а систем-то много. Вот вам и не понять, что я за штуковина.

Дальнейший допрос изнурил больше генерала, чем арестованного.

Выяснилось немногое: да, был у подруги некой-то сундук, да, видел бумаги в сундуке, читал какие-то тексты, но ничего не исчезало и не воспроизводилось, да, наехали какие-то непонятные парни и были застрелены нервным Сашей, да, скрывался, но с прошлыми делами завязал, а подруга давным-давно исчезла...

Уже было утро, когда Курехина сменил полковник. Уходя, генерал погрозил пальцем:

- Вы не тот, за кого себя выдаете.

- Все мы не те.

Опять пили чай, но полковник не торопился с вопросами.

Обсудили характер генерала, Луговой надеялся, что это ему сойдет ради дела же!

Неожиданно Дыба предложил:

- Пусть все выйдут, хочу наедине, без записей.

Луговой кивнул стенографисту и своему заместителю. Они ушли.

- Да нет, я понимаю, что здесь все записывается, - и Дыба шепотом произнес: - Я могу помочь найти бумаги. Вы должны дать гарантии. Мы вместе найдем, без них, - а громко: - В противном случае я говорить отказываюсь, шепотом: - Только я знаю, как найти.

- Это нужно обдумать, сам понимаешь, один я не решаю.

- Думайте, - согласился Дыба.

Позвонил генерал. Ему сообщили, что видеокамера засекла, как Дыба закрывал лицо ладонью и шептал что-то.

- Зайди.

На прощание Дыба ещё раз заговорщически подмигнул.

- Чего ты там шепчешься? - встретил Лугового генерал.

- Для дела ведь.

- Для дела! Столько усилий и вот - ни черта он не знает.

- Шептал, что знает и что может найти, если его выпустят.

- Это интересно.

- Хочет, чтобы в поисках только я участвовал.

- Удрать хочет?

- Не исключено.

- Что делать будем?

- Нужно ещё попробовать, пообщаться.

- Давай, пробуй.

Но Дыба отказался общаться:

- Пустая трата времени. Вам нужны бумаги, я могу помочь их найти взамен на свободу.

- Как?

Дыба вновь прошептал:

- Как комар чует кровь, так и я могу увидеть на расстоянии, решайтесь.

Два последующих дня он упорно молчал. Собирали совещание, где и решили провести операцию.

- Сколько потребуется времени?

- Три-четыре дня, придется много ездить, - ответил Дыба.

И дело не в том, что руководство с Лубянки поступало опрометчиво и глупо, здесь случилось иное: никто попросту не воспринял всерьез сравнения Дыбы себя с комаром. Его желание поездить приписали необходимости его личных контактов с законсперированными людьми, имеющими информацию о бумагах. Наоборот, была алчная надежда, что он своими подконтрольными похождениями выведет на тайную преступную сеть. А сам Дыба, сидя в камере, беззлобно посмеивался над тупой чиновничьей уверенностью - будто великие открытия и истины можно приобрести в университетах, наслушавшись болтунов с чистыми ручками и здоровой кожей.

И он даже мгновения не надеялся, что его отпустят, достань он хоть секретные планы НАТО. Ему теперь было все равно, где жить и где находиться, для него не существовало и самого вопроса - жить или не жить? Себе он уже не принадлежал. Но в нем ещё не перегорело последнее человеческое желание увидеть Елену...

Операция началась двадцатого марта. Внешне это выглядело скромно и банально - в десять часов из огромных дверей вышли два человека, одетые серенько и неброско, сели в жигуленок и покатили в сторону Китай-города. И никто из прохожих не заметил, как следом за этим 'жигуленком' в разных углах Лубянской площади сорвались с мест десяток машин специального назначения. А, ещё в разных уголках столицы люди, сидящие в авто, услышали из радиопередатчиков бодрящее сообщение:

"Операция "Комар" начата! Всем действовать по плану!"

А самому главному виновнику этой операции было невдомек о её существовании. Он материл своего кота за загаженные тапочки, испуганное животное забилось под нары и дрожало от ужаса, так и не привыкнув к припадочным переменам в настроении своего хозяина - от слюнявой нежности и отеческой заботы до невиданной злобы и жажды уничтожения. Но что делать, если Флавия Анатольевича Трушкина воспитывали точно таким же способом...

Похищение.

Елена Сергеевна сделалась сказочно богатой женщиной и она же стала очень известной в мире искусства. Выставки её картин имели бешенный успех, а полотна продавались по баснословным ценам. К тому же она снялась в трех Голливудских фильмах под псевдонимом Алена Флинт.

Жизнь её была сверхнасыщена деловыми встречами, поездками, презентацими, фестивалями, культурными акциями, и всех она очаровывала и восхищала. Она знала, чего хотела и получала желаемое ежедневно.