Станислав Родионов - Опасная любовь

- Игорь, вечером приди.

- Зачем?

- Очень надо…

Палладьев изложил разговор майору. Тот хихикнул:

- Да ты у неё свой человек. Иди. Только всё-таки возьми табельное оружие.

Молодые коллеги лишь усмехаются, когда говорю им что они не допрашивают, а спрашивают. Спрашивать - работать, допрашивать - проявлять искусство. Проникнуть в душу человека я всегда пробую через его работу либо какое-то увлечение. Жизненный опыт мне это позволяет: до следователя поработал и поездил. С женщинами сложнее, поскольку своим делом они увлекаются редко

- Работаете? - спросил я Мамадышкину.

- Нет.

- Но работали?

- Повертелась на фабрике, в торговле, в больнице.

- Часто меняли?

- На одном месте долго не могу.

- На что же существуете?

- На частные подряды. Квартиры мою, с детьми сижу гуляю с псами…

Все девушки красивы за счёт молодости. Но оценить Мамадышкину я не мог. Всё на месте, хороший рост, правильные черты лица, длинные волосы… Не было чего-то такого, что необходимо в лице женщины, как цветок на подоконнике. Чего-то женственного. Мягких губ, что ли?

- Не замужем?

- Чего все интересуются?…

- Ну, я по долгу службы. А вообще-то брак свидетельствует о каком-то социальном положении.

- Наивно для вашего возраста.

- Это почему же?

Когда было время, я не упускал случая поговорить на отвлечённую тему. Да и не была тема отвлечённой, поскольку мотив исчезновения Марины, скорее всего, связан с любовью. Не с ограблением же?

- Историю вам рассказать?

- Давайте, - согласился я, потому что допрос есть откровенный разговор.

- Моя одинокая подружка Зойка гуляла в женатой компании. Какая-то бабёнка начала при людях шпынять своего мужа. Зойка возьми и заступись. Бабёнка взъярилась. Мол, бери его за бутылку водки, если такая жалостливая…

Мамадышкина умолкла, спохватившись, что она не в гости пришла, а к следователю прокуратуры. Заглядывающие в кабинет мои коллеги частенько полагали, что я беседую с приятелем. В кино и книгах допрос идёт под стук по столу.

- Что дальше? - выказал я любопытство.

- Ну, вышел натуральный прикол. Зойка достала из сумки бутылку водки - и на стол. Вечеруха кончилась, собираются домой. Этот муж Зойку под руку и пошёл, бросив жене на прощанье: «Ты меня продала за бутылку водки». И живут с Зойкой до сих пор, вступив в законный брак. Мне такой не нужен.

- А какой нужен?

- Надо пережить тоску, боль, муки…

- Вы имеете в виду любовь?

- Не знаю, что имею в виду… Но сперва экстрим, а брак потом.

Пожалуй, я согласен, что любовь есть экстрим. Серьёзная девица, о сексе не спросишь. В тёмной куртке, чёрные волосы с лаковым отливом, мрачновато-блесткий взгляд. Она вспомнила:

- Про Зойку я не кончила. Этот муж приревновал её шампуром.

- Не понял…

- Проткнул насквозь за городом на шашлыках. Но важные органы не повредил.

- И продолжают жить?

- А чего?

- Разве так любят?…

- Это тоже любовь.

Она моргала с пулемётной скоростью. То ли моргание, то ли её взгляды на любовь отбили у меня охоту беседовать о чувствах. Впрочем, что я выламываюсь? Миллионы живут, не употребляя слова любовь и даже не зная, что это такое. Обходятся сексом. Мамадышкина верно изрекла: «Это тоже любовь».

- Расскажите о Марине, - перешёл я к делу.

- Мы дружили втроём…

- Дружили втроём или любовь была на троих?

- Я делиться не привыкла.

- Значит, Артур её любил?

- Она девица ухоженная.

И хотя я считал, что слово «ухоженная» больше идёт к лошади, уточнять не стал.

- Мамадышкина, а как Артур относился к вам?

- Дружили втроём…

- Он видел в вас женщину?

- С женщиной он уже определился.

Антонина перестала моргать - вообще. В её взгляде упёртом в мою переносицу, почудился острый металл. Что-то вроде шампура, которым проткнули её подругу. Но, заметив моё внимание, взгляд Мамадышкина скрыла своим трепетным морганием.

- Следователь, от Артура у всех девок коленки слабели.

- А у вас?

- Глупости спрашиваете. Мы втроём дружили с детства.

Их треугольник наверняка был крепок по той простой причине, что Артур и Марина любили друг друга. Третий помешать не мог. Я внимательно оглядел третьего. Заострённая маковка, чернявая… Похожа на редьку.

- Мамадышкина, что же случилось с Мариной?

- Не знаю.

Я вздохнул. Час отсидел, выискивая подступы к информации. И ничего. Правда, у информации есть свойство исчезать и как бы утрамбовываться в сознании, а всплывать тогда, когда ей вздумается.

- Антонина, по-моему, вы даже не беспокоитесь.

- Что мне беспокоиться?

- Исчезла подруга, похищена…

- Скоро вернётся.

- То есть?

- Маринка как-то буркнула, что всё ей претит. И есть мужик, который зовёт в горы.

Информация всплыла, не успев потонуть. Я смотрел на Мамадышкину, пока она не пресекла мой взгляд грубым вопросом:

- Что не так?

- Какой мужик, когда, в какие горы?…

- Ничего не знаю.

- Почему же молчали до сих пор?

- Не хотела, чтобы дошло до её матери, Вера Григорьевна нервная.

- Антонина, выходит, что подруга сбежала с мужиком?

- Не знаю, что выходит, и знать не хочу. Умолчала, оберегая нервную мать. Побег с мужиком позорнее, чем быть похищенной. Но я тоже нервный и сидеть уже не мог…

Какой мужик? Который утонул в пруду. Какие горы? Хибины.

Капитан ехал и не сомневался, зачем позван Антониной: круглое катить, плоское тащить… Что-нибудь с её чемоданами и сумками. Он заметил за собой мысленный заскок: постоянное возращение к истории в кафе. И не понимал её смысла. Усыпить, чтобы убедиться, что он не подослан? Несовпадение способа с целью: почему девчонка боится милиции?

Ответ только один: что-то с коттеджем. Дом ещё не принят, хозяин пока не установлен. Скорее всего, построен на ворованные стройматериалы. При чём здесь Антонина и тем более при чём пропавшая подруга?…

К коттеджу Палладьев прикатил уже в осенней темноте. Антонина ждала его у входа. Он спросил торопливо:

- Что-то случилось?

- Так бы не позвала…

- И что же?

- Пройди в дом.

Она впервые впустила его в дом. Холл или вестибюль… И запах стройки доказывал, что она ещё не закончена - запах мокрого цемента, свежих досок и битума. Наверх вела просторная каменная лестница. Хозяйка повела его в сторону:

- Пойдём на кухню, она на первом этаже.

Прямо за лестницей. Таких просторных кухонь капитан не видел - если только в американских фильмах. Одна половина, деловая, для варки-жарки, была выложена кафелем; вторую, для еды-питья, затянули деревянными панелями. И здесь не пахло ни цементом, ни краской.

- Игорь, есть хочешь?

- Нет, спасибо.

- Кофейку выпьешь, - решила она.

- Как в прошлый раз, - не удержался он. Антонина не поняла его намёка или была слишком рассеянна. Кофе оказался не порошковым, а сваренным.