Джозефина Тэй - Исчезновение

— На чем я остановилась, Лиз, на чем это я остановилась? — говорила Лавиния, шагая взад и вперед по комнате. Один карандаш торчал в ее рыжих взлохмаченных волосах, похожих на воронье гнездо, другой, вконец изжеванный, был зажат в маленьких острых зубках.

— Сильвия выходит из сада. Через застекленную дверь балкона.

— А, да. «Сильвия остановилась в дверях, ее стройный силуэт вырисовывался на фоне света, ее большие голубые глаза были полны настороженности и сомнений…»

— Карие, — сказала Лиз.

— Что?

— Глаза. — Лиз перелистала назад несколько страниц рукописи. — Страница пятьдесят девять: «Ее карие глаза, прозрачные, как капли дождя на осенних листьях…»

— Хорошо, хорошо. «Ее большие карие глаза были полны настороженности и сомнений. Решительным, но грациозным движением она ступила в комнату, каблучки ее крошечных туфелек простучали по паркету…»

— Никаких каблуков.

— Что ты говоришь?

— Никаких каблуков.

— Почему?

— Она только что играла в теннис.

— Она могла переодеться, не так ли? — произнесла Лавиния с холодком в голосе, что было ей так несвойственно.

— Не думаю, — терпеливо возразила Лиз. — У нее все еще ракетка в руках. «Она прошла по террасе, слегка помахивая ракеткой».

— О, ну и пусть! — взорвалась Лавиния. — Спорю, она даже играть в теннис не умеет! На чем я остановилась? «Она вошла в комнату… она вошла в комнату, ее белая юбка развевалась» — нет, нет, подожди — «она вошла в комнату»… О, к черту Сильвию! — крикнула Лавиния, швыряя на стол свой изжеванный карандаш. — Какое кому дело, что делает эта идиотка! Пусть остается стоять в дверях и умрет от голода!

— В чем дело, тетя Вин?

— Не могу сосредоточиться.

— Вы чем-то обеспокоены?

— Нет. Да. Нет. Да, по крайней мере думаю, что близка к этому.

— Не могу ли я помочь?

Лавиния запустила пальцы в воронье гнездо, выудила оттуда карандаш и удовлетворенно посмотрела на него:

— Смотри-ка, вот где мой желтый карандаш. — Она сунула его обратно в прическу. — Лиз, дорогая, не подумай, пожалуйста, что я вмешиваюсь или что-нибудь такое, но ты случайно немного не… не испытываешь чего-то к Лесли Сирлу? А?

Лиз подумала, как это похоже на ее тетку — употребить такой старомодный эдвардианизм, как «испытывать что-то». Ей всегда приходилось осовременивать язык Лавинии.

— Если под «испытывать что-то» вы имеете в виду «влюблена», успокойтесь, я не влюблена.

— Не знаю, то ли это, что я имею в виду. Если уж на то пошло, магнит любить не станешь.

— Что?! О чем вы говорите?

— Не полюбить, нет, не настолько. Плениться. Он восхищает тебя, ведь правда? — Она произнесла это не вопросительно, а утвердительно.

Лиз подняла голову, посмотрела в обеспокоенные детские глаза и, уклоняясь от ответа, спросила:

— Почему вы так думаете?

— Наверное, потому, что и я чувствую то же самое, — ответила Лавиния. Это было так неожиданно, что Лиз потеряла дар речи.

— Я очень жалею, что пригласила его в Триммингс, — продолжала Лавиния с несчастным видом. — Но не будешь же ты отрицать, что этот человек выводит всех из душевного равновесия? Я уж не говорю о Серже и Тоби Таллисе…

— Это что-то новенькое!

— Они снова стали было друзьями, и Серж вел себя хорошо и работал, а теперь…

— Но Лесли Сирл в этом не виноват. Это было неизбежно. Вы же понимаете, что это так.

— И Марта как-то странно забрала его к себе после обеда у нас и долго не отпускала. Я хочу сказать, каким образом она присвоила его в качестве эскорта, не ожидая, что будут делать остальные.

— Но викарий должен был проводить домой мисс Юстон-Диксон. Марта знала это. Совершенно естественно, что викарий должен был пойти с мисс Диксон, им по пути.

— Дело не в том, что сделала Марта, дело в том — как. Она захватила его.

— О, это просто барственная манера Марты.

— Чепуха. Она тоже это почувствовала. За… зачарованность.

— Конечно, он необыкновенно привлекателен, — проговорила Лиз и подумала, что это клише абсолютно не отражает характера Лесли Сирла.

— Он — он сверхъестественный, — с несчастным видом произнесла Лавиния. — Другого слова нет. Смотришь и ждешь, что он теперь станет делать, словно это будет знак, или знамение, или откровение, или еще что-нибудь. — Она употребила глагол в безличной форме, однако поймала взгляд Лиз и добавила с вызовом: — Ведь так, правда?

— Да, — согласилась Лиз. — Наверное, что-то вроде этого. Как будто… как будто все, что он делает, любая мелочь приобретает значение.

Лавиния взяла со стола изжеванный карандаш и начала что-то машинально черкать на промокашке. Лиз заметила, что тетка рисует восьмерки. Должно быть, Лавиния действительно была взволнована: когда она бывала в хорошем настроении, она рисовала елочки.

— Понимаешь, очень странно, — проговорила Лавиния в раздумье. — Я чувствую такое же желание смыться из комнаты, в которой он находится, как если бы там находился известный преступник. Только он, конечно, гораздо более славный. Но то же ощущение чего-то дурного. — Она яростно начертила несколько восьмерок. — Если бы он исчез сегодня вечером и кто-нибудь сказал, что это был просто красивый демон, а вовсе не человеческое существо, я бы поверила. Помоги мне Бог, поверила бы.

Тут она опять швырнула карандаш на стол и произнесла с легким смешком:

— И тем не менее все это совершенная нелепица. Смотришь на него, пытаешься найти, что в нем такого необыкновенного, — и что? Ничего. Светло-золотые волосы, кожа, как у младенца. У того норвежского корреспондента «Кларион», которого Уолтер приводил к нам домой, было все то же самое. Сирл необыкновенно изящен для мужчины, но и Серж Ратов изящен. У Сирла приятный мягкий голос и такая милая медлительная манера речи, но половина жителей Техаса и большая часть населения Ирландии говорит так же. Перечисли все его привлекательные черты — и что получишь в итоге? Могу сказать, чего не получишь. Не получишь Лесли Сирла.

— Да, — задумчиво произнесла Лиз. — Да. Не получишь.

— Самое главное, самое притягательное ускользает. Что делает его столь отличным от других? Знаешь, даже Эмма это чувствует.

— Мама?

— Только это оказывает на нее обратное действие. Она не выносит его. Она достаточно часто не одобряет тех, кого я приглашаю в дом, иногда испытывает неприязнь к ним, но Лесли Сирла она ненавидит.

— Она говорила вам?

— Нет. Это и так видно. Слов не требуется.

Да, подумала Лиз. Не требуется. Лавиния Фитч, милая, добрая, рассеянная Лавиния, изготовительница романов для вечных подростков, обладала, оказывается, интуицией писателя.

— Какое-то время я даже думала, не потому ли это, что он немного сумасшедший, — сказала Лавиния.