Ольга Степнова - Домик с крокодилами

– Нет.

– Прохор утром в своей детской проверил, горит ли ацетон.

– Горит?

– Он сам потушил пожар одеялом.

– Я его этому не учил.

– Я понимаю. А ещё он через дымоход полез на крышу и застрял. Арно его еле вытащил.

– Может, его выпороть?

– Три раза с утра порола. Но после этого он взорвал в туалете аэрозольный баллон, облил Марию пеной из огнетушителя и прыгнул с зонтиком со второго этажа.

– Жив?! – поперхнулся я.

– Ни царапины. Только пятки грязные.

– Я его этому не учил!

– А чему же, позвольте узнать, вы его учили? – язвительно поинтересовалась Ирма Андреевна, приподнявшись. – Хорошим манерам?!

Я почувствовал себя сволочью и плохим педагогом.

– Как раз хотел сказать вам, Ирма Андреевна, что вы не обязаны платить мне зарплату.

– Ну уж, не-ет! – воскликнула Громова. Запустив под подушку руку, она достала толстую пачку денег и всучила её мне. – Нет уж, получите свою зарплату и премию за перевыполненный план! Получите! Если бы не вы, у меня никогда не было бы повода пороть своего сына! Ни-ког-да! Он бы не узнал плохих слов, не проявил бы нездорового интереса к легковоспламеняющимся жидкостям и не играл бы в десантника, прыгая с зонтиком! А ещё он никогда не удрал бы от своих похитителей. – Полотенце упало у неё с головы, лицо раскраснелось, и было совершенно неясно – шутит она, издевается, или говорит всерьёз. – Так что я вам не только зарплату и премию выплачу, а две зарплаты и две премии! – Ещё одна пачка денег перекочевала из-под подушки ко мне в руки.

Я хотел отказаться, но вдруг подумал, что в свете моей беременности такое щедрое вознаграждение лишним не будет, и сунул деньги в карман.

– Хотите, я поговорю с Прохором? – сделал я попытку реабилитировать свои педагогические способности.

– Не-ет! – заорала Ирма и опять положила полотенце на голову. – Я думаю, ваших занятий уже достаточно. Осенью пойдём в школу, запишемся в драмкружок… Скажите, Прохора возьмут в драмкружок?!

– Обязательно. Я с ним занимался сценречью.

– Тогда не возьмут. Прощайте. Спасибо вам. Буду вспоминать вас добрым словом, Глеб Сергеевич.

Я так и не понял, шутит она, или говорит всерьёз.

Я уже выходил, когда она вдруг спросила:

– Знаете новость?!

– Нет.

– В новостях передали, что вертолёт «Робинсон» подстрелен над турецкой границей. Лётчик жив, но находится в больнице в шоковом состоянии.

– Этого следовало ожидать, – вежливо кивнул я. Если честно, мне было глубоко плевать и на «Робинсон» и на лётчика. Кажется, меня уже начало подташнивать на фоне Элкиной беременности.

– Нет, вы не понимаете! – подскочила Ирма. – Я простила его! Я простила Никаса! Совсем! Я даже найму ему адвоката, если потребуется! Я куплю ему бизнес, квартиру, машину и всё, что он пожелает, ведь он не виноват, что десять лет служил мне красивой, надоевшей игрушкой! Не виноват!

Теперь меня точно тошнило…

– Я пойду? – спросил я.

– Я правильно поступила, что простила его?

– Только памятник не вздумайте ему поставить на центральной площади, – буркнул я и ушёл.

На лестнице меня догнал Прохор.

На голове у него торчал ирокез, а лицо было размалёвано разноцветными красками.

– Я Чингачук, – объяснил Прохор и прыгнул мне сзади на шею. – А ты мой боевой конь!!

Я снял его с загривка, поставил на пол и одёрнул на нём джинсовую куртку.

– Не Чингачук, а Чингачгук. Не хочешь стать хорошим мальчиком?

– Нет. Хорошим не выживешь.

Была в этих словах такая жизненная правда, что я не стал его переубеждать. Ведь деньги за его воспитание я уже получил.

Мы взялись за руки и пошли вниз.

– Глеб, а правда, Настьку зарезали?

– Кто сказал?

– Тётя Маша. Ты мне правду скажи, я же взрослый.

Я пожал плечами и промычал что-то невразумительное.

– Ты не хочешь со мной говорить об этом? – спросил Прохор.

– Нет.

– Ну и ладно. Я буду часто вспоминать её и любить, ведь даже непутёвые сёстры заслуживают любви. Скажи, у тебя есть непутёвая мёртвая сёстра?

– Нет!

– Жаль. Если бы была, ты бы меня понял. Слушай, Глеб, а помнишь, ты как-то обещал мне сходить на чердак, чтобы проверить, кусаются ли летучие мыши?

Я был так рад уходу от темы мёртвых сестёр, что с радостью крикнул «Да!»

Чердак оказался раскалён утренним солнцем.

– Ты думаешь, тут есть летучие мыши? – с сомнением спросил я.

– Навалом! – Прохор куда-то нагнулся, и в его руке оказалось лохматое существо с перепончатыми крыльями, когтистыми лапами и зубастой пастью. Более мерзкой и отвратительной твари я в жизни не видел.

– Сейчас я посажу её на твою руку, и если она тебя цапнет, значит, летучие мыши кусаются, – объяснил суть эксперимента Прохор, протягивая мне руку с уродцем.

Я попятился…

– Глеб, ты боишься? – с подозрением спросил Прохор и бросился с мышью ко мне.

– А-а! – заорал я, рванув от него. – А-а-а! А-а-а!

Передо мной оказалось чердачное окно, и я, не раздумывая, сиганул в него. Высота была ерундовая, третий этаж, или что-то вроде того – я только пятки отбил.

– А-а-а-а-а-а! – орал я, нарезая вокруг бассейна круги. – А-а-а-а-а-а-а!

– Глеб, она не кусается! – кричал сверху Прохор. – Не бойся, я её погладил, а она мне улыбнулась! Это добрая мышь с хорошим характером!

– У-у-у-у! – завопил я на новый лад, так как добрая мышь с хорошим характером показалась мне ещё более омерзительной.

– Глеб, ты притворяешься, или придуриваешься?

А я и сам не знал, притворяюсь я, или дурака валяю…

Мой новый статус будущей мамаши озадачил меня.

Как теперь жить?!

Не пить?! Не курить?! Не материться и не писать детективы?!

Гладить живот и петь ему колыбельные?!

– Фигушки, – показала я кукиш своему брюху. – И не надейся! Одну сигаретку в день всё равно выкурю, рюмочку по праздникам пропущу и ругаться буду, когда душа попросит. Так что, сиди тихо и развивайся сам по себе. Выживешь – я пожму тебе лапу, когда родишься.

В общем, у меня все-таки выработалась пошлая привычка беременных болтать со своим животом. В принципе, неприятия своего состояния у меня не было, потому что я считаю, что каждая женщина должна хотя бы раз в жизни родить, хотя бы из любопытства.

Бизя ходил с дебильной улыбкой, чем вызывал у всех сомнение в своей вменяемости. Он даже перестал ревновать меня к Васе и другим движущимся объектам в штанах. Оказалось, что это очень обидно и скучно – когда тебя совсем не ревнуют.

После известных событий в доме Громовых мы переселились к Геле Абрамовне. И всё было бы ничего, но в одно прекрасное утро в калитку по-хозяйски вшагнула мадам лет сорока с внешностью кинодивы.

Широкополая шляпа добавляла диве загадочности и кинематографичности.

– Вы кто? – спросила гостья, зайдя в дом и обозрев всю нашу компанию, мирно пьющую чай.