Марлиз Миллхайзер - Жена Майкла

— Ничего не помнишь?

— Ничего…

— Ты осталась, потому что Джимми унаследует деньги?

— Нет. Мне нужен Джимми. Он и мой тоже.

— Джимми? И это все, что тебе нужно, Лорел?

Ей хотелось молотить его в грудь кулаками, заставить слушать себя всерьез, заставить понять, что он — чужой. Заставить почувствовать ужас в ее сознании от того, что память ее ускользает без предупреждения, убедить его в ее отчаянном страхе, что вот-вот наступит момент…

Но точно грянул ее судный день, жалобы не подашь. Что бы ни грозило ей — виновата она сама. Одной Лорел хотелось молить прощения за свое поведение, другая твердила — поздно, слишком поздно. Пусть. Она рада, что наконец-то все кончится.

Когда она подумала, что сейчас ее раздавит тяжесть его тела, он отпустил ее руку и, схватив за волосы, поволок в комнату.

— Давай посмотрим, может, и помогу тебе вспомнить.

Лорел то отбивалась, то поддавалась. От душной его тяжести она молча кричала, но тело отвечало на его страсть.

Ни романтичности, ни волшебства, ни барьеров между ними.

Только потная борьба в жаркой темной спальне на узкой кровати. Сейчас я отключусь точно. Но руки ее сомкнулись вокруг его шеи, приближая его лицо, губы нашли его и держали их. Ее тело притянуло его. Только отпустив Майкла, она почувствовала боль. Но лежала, не двигаясь, рядом с ним, пока от его реплики ее не опалило гневным румянцем.

— Если ты воображаешь, будто я три года ждал тебя, ты идиотка и дура!

— Я ненавижу тебя! — ноги ее стукнулись об пол.

Но Майкл, обняв ее за талию, притянул обратно, ждать, пока он опять будет готов для нее. Ей было стыдно, как быстро ее тело отзывалось на его желания.

Бормотание Джимми во сне разбудило ее. Было жарко, одна рука у нее занемела: та, что лежала под Майклом, его голое плечо и рука лежали на ее груди. Он спал на животе, отвернув от нее лицо.

Луны не было, но при свете из кухни они были хорошо видны. Джимми не должен застать их так. Лорел выскользнула из-под руки Майкла. Майкл не шелохнулся. Лорел собрала одежду и оглянулась от дверей на мужа.

Ей следовало ненавидеть его за сегодняшнее, но ненависти не было. Наоборот, уменьшилось чувство одиночества. Брось, Лорел, он не любовью с тобой занимался. Больше походило на изнасилование. Она сопротивлялась ему, боролась… но не слишком сильно, только вносила волнующую привлекательность. Ты знала, на что шла. Завтра для него это не будет значить ничего.

Грязная посуда так и стояла в раковине, и когда она вытащила тарелки, из кухонного окна увидела свое отражение: волосы растрепаны, под глазом набухал синяк. Забеременеет ли она? Лорел выключила свет, приняла три таблетки аспирина и легла в свою кровать.

Дорогая Лорел,

Задержалась с ответом, потому что пишу уже второе письмо. Папа застукал, когда я писала первое — и порвал. Я старалась объяснить ему, что ты вернулась в свою семью, но он не захотел ничего слушать и ушел. Думаю, все-таки, ему полегчало, но ты же знаешь его — виду не покажет ни за что. И еще — никак не могла придумать, что написать. Гадала, что мы сделали не так, почему ты оказалась способна на такое. Я вся из-за тебя переволновалась. Но папа уверял, с тобой все в порядке.

Золотко, теперь про твоего папу. Ты всегда была послушная девочка, спокойная, задумчивая. Мы так гордились тобой. Когда у нас родился не сын, папа все надежды вложил в тебя. Ты для него была всем. Он огорчался, когда ты уехала работать так далеко. Но когда вышла замуж за католика, сердце у него почти разбилось. А потом ты бросила ребенка — последняя соломинка. Думаю, к Майклу он бы притерпелся, но это… Я видела, как: он смотрел на фото Джимми. Ничего не сказал, но все-таки, не порвал.

Страховая компания перейдет к твоей кузине Кенни, совсем скоро папа уходит от дел. Он все оставил Кенни, хотя я считаю это несправедливым. Но после того как увидела особняк Майкла в Таксоне, то подумала, тебе, наверное, все равно не нужно. Тебе привет от тети Берты.

Все смотрю и смотрю на ваши фото — твое и Джимми. Ты такая худенькая, а Джимми настоящий милашечка. И такой крупный для своего возраста. Молюсь каждый вечер, чтобы папа сдался и хотя бы мне позволил съездить и повидать вас.

Не знаю, знаешь ли ты, но папа нанимал детектива, когда мы ездили в Денвер после твоего побега. Детектив написал папе через два месяца, но письмо мне папа прочитать не дал. Только сказал — детектив пишет, с тобой все в порядке, ты не в беде. Сказала, надо сообщить Майклу, но он выругался и все. Сама хотела написать Майклу, но что? Письма-то я не читала.

Пожалуйста, напиши мне, не жди на этот раз два года. Я рада, что ты вернулась в семью.

С любовью, мама.

Если тебе трудно вспомнить прошлое, обратись к врачу. А у дантиста ты давно была?

То ли плакать, то ли смеяться, Лорел не знала. И она и поплакала, и посмеялась, сидя на бугристой кушетке с письмом в одной руке и пузырем льда в другой: она прикладывала его к опухоли на щеке.

Отрывочные ниточки — Кенни, тетя Берта, страховой бизнес — не означали для нее ровнешенько ничего. Но гораздо хуже была тоска по этим двум людям — ее родителям. Мама и папа. Как они нужны ей сейчас! Но они оставались недосягаемыми незнакомцами.

Ее отцу известно, где она провела эти два года. Занималась она чем-то таким ужасным, что он даже ее родной матери не открыл. Чем же? Сидела в тюрьме? Нет. Тогда она не потерялась бы. Проституция? Господи, только не это!

Если она позвонит ему, откроет ли он, что разведал детектив? Нет. Не поверит, что она сама не знает. Из постскриптума Лайзы было очевидно, что не верит и она.

Конечно, можно будет просто положить трубку, он-то не ударит ее, не то что Майкл прошлой ночью. Но то боль физическая. Отказ отца ранит ее по-другому, глубже. Она свернулась на кушетке, подложив лед под щеку, рассматривая телефон, стоявший на полу, рядом со стереопроигрывателем.

Телефон зазвонил.

Сначала Лорел даже ушам не поверила. Но на втором звонке торопливо соскочила поднять трубку, боясь как бы звонки не разбудили Джимми. Неужели ее страстное желание передалось, и отец…

Нет, нет, скорее всего, предлагают крышу для патио или плавательные бассейны…

— Деверо…

— Газельи Глазки?

— Харли?! — от одного его голоса ей полегчало. — О, Харли!

— Э, да ведь я только сказал — Газельи Глазки! — голос его смеялся.

Сколько миновало дней с тех пор как она последний раз слышала его смех?

— До чего ж приятно слышать тебя! А как ты узнал мой номер?

— А ты теперь в телефонном справочнике. Разве не знала?

— Нет. Ну как же я рада! Где ты?

— На заправочной станции в Глендейле. Только что заключил крупную сделку и уже уходил, да подумал про себя… Интересно, есть ли еще леди в беде, для которой надо убить дракона или еще что-то такое. Тут случайно и вспомнил про тебя. Как, не водятся там поблизости драконы, а?