Владимир Дугин - Рондо смерти

Когда я приехал домой, позвонила Вероника. Мы еще не виделись после возвращения из санатория, и я рад был встретиться с ней, чтобы на какое-то короткое время отвлечься от своих забот и неприятных размышлений об ошибках, которые допустил за последнее время.

Стояла теплая осенняя погода, и мы снова гуляли по усыпанным опавшей листвой аллеям Ботанического сада, потихоньку распутывая и связывая кое-где оборвавшиеся нити наших прежних отношений. Говорят, возня с клубком шерсти хорошо успокаивает нервы… Прогулка окончилась естественным путем в моей квартире, только почему-то после коротких мгновений уже неоднократно испытанного нами совместного экстаза она вдруг разрыдалась, и я с трудом ее успокоил. Я приписал тогда все обычным женским причудам, хотя и стоило проанализировать ее поведение немного глубже. Так я совершил очередную свою ошибку.

Гриша вскоре должен был возвращаться к себе в Москву — когда-то, как мне казалось, давным-давно, я сказал бы: "К нам в Москву", но теперь я стал ощущать своим домом квартиру в Городе и невольно думал и говорил о ней: "У меня", "Ко мне домой". Я пригласил Гришу к себе — посидеть вечерок по старинке — и познакомил его с Вероникой, о которой уже рассказывал ему. Конечно, мы и здесь, как всегда и всюду, соблюдали вошедшую в плоть и кровь осторожность и даже вскользь не упоминали о делах. Для беседы вполне хватало воспоминаний. Нам с Гришей было что вспомнить, но в присутствии моей подруги круг тем и интервал времени пришлось ограничить детскими и юношескими годами. Гриша, подобно Маше Распутиной, "родился в Сибири" и очень много и интересно рассказывал о своих охотничьих подвигах, о таежных обычаях и приключениях. Мои попытки похвастать своими успехами на рыбалке выглядели бледно и прямо-таки жалко. Разве можно было противопоставить пудовому тайменю низку верховодок, пусть их там и была целая сотня? Словом, если бы Гриша погостил у нас еще с недельку, и наши встречи втроем продолжались, боюсь, повторилась бы история с Отелло, заворожившего Дездемону байками из своей биографии, так увлеченно внимала его речам Вероника.

Гриша уехал, а Вероника нет-нет да и спрашивала меня о нем: не звонит ли, не собирается ли снова навестить Город… Видно, он понравился ей не просто как интересный собеседник. В такой деликатной сфере, как взаимное влечение полов, основную роль, насколько я могу судить, исходя из своего небольшого жизненного опыта, играют неуловимые сигналы, тончайшие «флюиды», как сказали бы в прошлом веке. Отелло очаровал Дездемону рассказами о своих подвигах в битвах с турками и страданиях в плену, Гриша привлек внимание Вероники романтичными таежными приключениями, но я уверен, что если бы тот и другой целые вечера вели речь о составлении годового бухгалтерского отчета, результат был бы тем же. Все решают первые мгновения знакомства, первый взгляд, первое прикосновение, и никакие последующие разговоры не могут изменить первое впечатление. Впрочем, я не специалист, не профессиональный «ходок», а кроме того, даже в моей скромной практике наблюдал несколько случаев, которые полностью противоречат сказанному, и поэтому не стану настаивать на своей теории.

Интерес Вероники к особе моего друга меня не очень удивил и совсем не беспокоил. Но когда вдруг и Антон завел речь о Грише, мне пришлось пустить в ход всю свою выдержку, чтобы не выдать себя. Конечно, мои встречи с Ратмановым не могли остаться незамеченными, я не сомневался, что люди Организации следят за мной, прослушивают мой телефон. И если Организация намеревается «купить» моего начальника, то почему бы ей не прихватить на довесок еще и Гришу Ратманова, во всяком случае, не попытаться сделать это? Но то, что они начали проявлять повышенное внимание именно к нему и именно сейчас… В таких случаях неизбежна проверка всех связей, всего круга знакомств, всей деятельности "разрабатываемого объекта", в ходе которой они обнаружат массу интересных пересечений с данными моего досье общих наших знакомых, совместное пребывание в определенных местах, совпадение запросов в архиве и научной библиотеке… Достаточно проницательному аналитику будет нетрудно по всем этим "засечкам пеленга" рассчитать центральную точку, догадаться о цели моей работы за последнее время. И тогда…

Впрочем, возможно, у меня просто разыгрались нервы, и все это — плод моего воображения. Излишнее копание в мелочах и чрезмерная осторожность в нашем деле могут оказать такую же плохую услугу, как и скольжение по поверхности фактов и беспечность, ибо распыляют внимание и нерационально распределяют наши ограниченные интеллектуальные возможности.

Но мне не пришлось успокоить себя такими рассуждениями. Когда я садился в машину у ворот дачи Антона, дорогу к которой от меня перестали скрывать, мое внимание привлекла салатная «волга», стоящая рядом. По привычке я окинул ее взглядом, замечая номер, цвет, характерные приметы. Нет, этот номер мне никогда не встречался. Однако, одна деталь внешности «волги» показалась мне знакомой.

…Я пытался вспомнить, где же я видел эту вмятину, похожую на улыбающийся рот или повернутый рожками вверх молодой месяц. Тогда еще по дверке скатилась капля росы, и я подумал: "По усам текло, а в рот не попало!" Медленно, словно из тумана, как на листке фотобумаги в кювете проявителя под красным светом фонаря, в моей памяти всплывало: вечер, надвигающаяся гроза, теплый, насыщенный влагой воздух, троллейбус, упрямо выставивший крутой лоб, чем-то похожий на лоб знаменитого кашалота Моби-Дика, поравнявшаяся с моей машиной салатная «волга», напоминающая мокрую карамельку, вытащенную из детского рта… В ушах у меня зазвучал голос Георга Отса, поющего "Сормовскую лирическую". Значит, они еще тогда контролировали нашу «случайную» встречу! Это не была простая слежка, они не ехали за мной от самого дома и не стали прослеживать мой маршрут до конца. Они только встретили меня на полпути, точно зная, куда я направляюсь, убедились, что она сидит в моей машине, и отстали. А ведь Антон угрожал взять ее заложницей… Да она и так уже принадлежала им со всеми своими потрохами! Я вспомнил некоторые подробности наших свиданий и почувствовал, как у меня горят щеки. Где же были мои глаза, моя проницательность, которой я всегда так гордился? Клюнул на дешевую приманку, как последний мальчишка! И вдруг я, как наяву, увидал перед собой скуластое, изрезанное морщинами смуглое лицо старика-корейца, моего учителя приемам рукопашного боя, услышал его скрипучий голос: "Мудрый превращает свое поражение в первый шаг к победе…" Ладно, повторим историю с компьютером-предателем, попробуем поймать врага в его же ловушку.