Фридрих Незнанский - Операция Фауст

Халилов замолкает на мгновение и вдруг начинает петь по-татарски.

— Булат, подожди, не пой. Еще с вами был Смирнов. Рядовой Смирнов.

Выражение испуга исчезло с лица Халилова. Он опять машет руками, как будто собирается взлететь.

— Это все, Саша, — говорит Анаит.

В руке у меня фоторобот второго убийцы, грязновская копия — моя осталась вместе с портфелем у генерала Серого. Я не успел показать фоторобот Халилову. Теперь мне нужны Смирновы.

В палате номер два — Виталий Смирнов. На мое счастье (и на счастье остальных Смирновых в госпитале), именно он оказывается Смирновым из роты Ивонина. Но он ничего не знает об обстоятельствах смерти Алексея Дубова. То есть знает, но официальную версию. Нет, он никогда не видел человека, похожего на изображение на фотороботе. Кто делал уколы? Доктор Зинаида Павлова. Анаит подсказывает тихонько — врач Головко. Знает ли он, зачем делали уколы? Да, чтобы ничего не бояться.

Я чувствую, что больше не могу находиться в отделении АБ, сердце разрывается от жалости к этим ребятам. Мы покидает отделение. Я захожу подряд во все палаты, где находятся «обыкновенные» раненые — показываю фоторобот. Нет, никто никогда не видел этого парня...

— Саша, Анаит, сматываемся! — слышу я громкий шепот Жукова. — Хабиби пришел!

— Что такое «сматываемся»? — с тревогой спрашивает Анаит.

Жуков быстро говорит что-то на фарси, обнимает Анаит. Мы идем по длинному коридору в сторону, противоположную выходу. Жуков все время оборачивается. Мы доходим до лестницы, ведущей вниз. Жуков останавливается и несколько секунд недвижимо смотрит назад, где в конце коридора виднеется тоненькая фигурка доктора Анаит Седдык.

— Подведем мы ее под монастырь, Женя.

— Не. Версии разработаны. Она справится. Давай, спускайся в подвал, там есть выход на боковую улицу.

С трудом тяну на себя тяжелую стальную дверь. Жуков плотно прикрывает ее за собой и... матерится страшно. До меня не сразу доходит, что мы открыли не ту дверь. Это не подвал, это бойлерная. Мы не можем без ключа открыть дверь изнутри. Мы в ловушке.

Кругом нас все свистит и шипит в полной темноте. Единственное, что я знаю о бойлерах, — сведения, вынесенные из лекции по противовоздушной обороне, — бойлеры имеют тенденцию взрываться.

— У тебя есть зажигалка? — спрашивает Жуков. — Я свою в джинсах оставил.

Я нахожу зажигалку, и мы медленно обходим душное и сырое помещение. Жара, наверное, градусов пятьдесят.

— Должен же быть здесь вентиляционный люк, черт возьми! — орет Жуков.

Ему виднее. Он строитель.

— Женя, дышать нечем, давай разденемся, — жалобно прошу я Жукова.

— Ага! Вот она! Видишь, решетка?

Я ничего не вижу, кроме огонька зажигалки. И я не могу посмотреть вверх, на потолок, куда указывает Жуков, потому что у меня очень кружится голова и я с трудом сдерживаю тошноту, подкатывающую к горлу. Жуков, чертыхаясь, карабкается по узенькой металлической лестнице одного из бойлеров и кричит сверху:

— Раздевайся, Сашок, до трусов, я нашел дырку! Сейчас выберемся.

- Я задираю голову. Жуков стоит на крышке бойлера, в руках у него огромная решетка, и я вижу небо. Маленький квадратик неба. Совсем малюсенький. И этот квадратик начинает медленно кружиться, потом все быстрее, быстрее...

Я прихожу в себя от холодной струи, сильно бьющей в лицо.

— Фу-у, Сашок. Ну, ты меня перепугал, старик.

Вот шланг нашел от водопровода. Газ в зажигалке кончился. Придется в темноте орудовать. Ты сиди, я сам. Держи шланг, сейчас сварганю лестницу...

Кретины, у них нет выключателей света в котельной, только снаружи...

Слабый свет все-таки проникает в помещение из вентиляционного люка. Я стаскиваю с себя одежду и остаюсь в плавках. Вода в шланге ледяная, я обливаюсь ею с головы до ног. Жуков ловкими и быстрыми движениями связывает между собой халаты, брюки, ремни.

— Я думаю, метров семь хватит. Ты сможешь забраться на бойлер? Я попробую вылезти через люк и спущу тебе эту штуку сверху. Привяжешь мой чемоданчик вот этой майкой, он пролезет в люк, я померил. Не забудь про чемодан, там у меня фотопленки с этим... Фаустом, в общем. Сейф начальника госпиталя большой трудности для проникновения не представил... Полей меня водой, Сашок,

Я слежу за силуэтом Жукова в проеме люка. Кажется, что он лезет вверх вопреки физическим возможностям человека, удаляясь от меня очень медленно, так медленно, что мне кажется, он двигается на месте — локти, спина, колени... Локти,- спина, колени... Я напрягаюсь в такт его движениям, и у меня под диафрагмой возникает спазм. Я стараюсь больше не смотреть вверх, я ничем не могу Жене помочь. Я просто жду. Сижу в луже воды и жду. Наверно, целый час жду. Когда я все-таки поднимаю голову, я снова вижу далекий квадратик неба в конце пустого люка... Потом я слышу легкий свист, и на бойлер опускается «лестница». Я привязываю к ней Женькин чемоданчик и затягиваю под мышками петлю из крепкого военного ремня...

Мы вкатились на мотоцикле во двор Жуковского дома, где в тени дувала на лавочке сидели Бунин и Грязнов, одетые и причесанные, готовые к отбытию на родину. И лица у них были очень грустные. Увидев нас, наши товарищи почему-то перестали быть грустными, и даже совсем наоборот — они стали буквально давиться от хохота.

— В чем дело, юнкера? — обиделся Жуков. — Люди, можно сказать, вырвались из шершавых ладоней смерти, а они гогочут, как дети в цирке!

— А поворотись-ка, сынку! — всхлипывал Бунин, хлопая нас по голым плечам.

— Тоже мне, Тарас Бульба выискался! Чего смешного-то? — возмутился я.

— Да вы, братцы, поглядите-ка друг на дружку! На кого вы похожи! — прямо умирал со смеху Грязнов. Мы с Жуковым уставились друг на друга: голые — в одних трусах, грязные, с охапками мокрого рванья, и при этом в сверкающих металлом мотоциклетных шлемах и с элегантным чемоданчиком Жукова. Теперь мы ржали все четверо.

— Представляешь... по столице... Демокра... Демократической... Республики... Афганистан... —давился смехом Жуков,—и ни одна полицейская... собака... не прихватила русских «шурави»!

— Да уж в Москве в таком виде на первом же перекрестке орудовец бы заинтересовался — из какого сумасшедшего дома побег, — веселился Грязнов.

— Жаль, Женя, тебя сейчас не видит военврач Седдык! — издевался я над Жуковым.— Много теряешь!

— Ладно уж, лучше расскажи, как ты сидел в луже и пищал: «Мама, я хочу домой!» — отомстил мне Женька. — Между прочим, жрать охота до невозможности. Мы с Сашкой пойдем в душ, а вы, ребята, опустошайте холодильник, надо все слопать, а то неизвестно, когда вернусь...

Он запихнул в помойный ящик во дворе останки своего костюма, майорской формы и больничных халатов.

Когда я вышел из душа, на столе уже стояла гигантская яичница производства фирмы Бунина, а Грязнов сооружал салат из десятка видов овощей. Жуков надрывно кричал в телефон: