Лин Гамильтон - Кельтская загадка

— Мисс Дженнифер просила вас прочесть это перед тем, как подняться, — сказал он с улыбкой и протянул мне конверт.

Я вскрыла его. Внутри была торопливо написанная записка:

«Тетя Лара — папа здесь. Я поднимаюсь к нему, чтобы сказать о Падди. Не вмешивайся!

— Вы, юная леди, оправляйтесь в свою комнату, — кричал Роб. — Оставайтесь там, пока я не разрешу выйти. И больше никогда, ни в коем случае не встречайтесь с этим типом!

Дженнифер, наверно, уже рассказала отцу о своем кавалере, подумала я.

— Но сейчас музыкальный фестиваль, — надулась Дженнифер.

— Да пусть хоть второе пришествие, — сказал Роб. — Ты находишься под домашним арестом. Ясно? — А ты? — обратил он ко мне багровое от гнева лицо, когда Дженнифер затопала по коридору в нашу комнату. — Пособничала и помогала ей? Поощряла встречи с этим Гилхули? Я ведь оставил ее на твое попечение.

— Ты не оставлял ее на мое попечение, — ответила я. — И я не пособничала. Удивилась не меньше тебя, когда узнала. Да, узнала на несколько дней раньше тебя, но потому, что обращала на нее внимание. А вот ты совсем забыл об отцовской ответственности. И не думаю, что криком можно что-то изменить.

— А чем можно? — выкрикнул Роб. Он совершенно не владел собой. Мне пришло в голову, что из-за стресса и ирландской еды его может хватить удар. Однако я не могла остановиться.

— Дженнифер разумная девушка. Она сама все понимает.

— Что, если уже слишком поздно?

Поздно? Поздно для чего?

— О, Господи, Роб. Не будь такой дрянью.

Я, топая, вышла из гостиницы. Правда, чувствовала себя виноватой. Но все равно думала, что он в этой ситуации ведет себя неправильно. Походила по городу, ведя воображаемые разговоры с ним и с ней и стараясь успокоиться. По пути мне встретились почти все, кого я знала в городе: Конал, вышедший из тюрьмы и по-прежнему пьяный; Этне с Фионуалой — мне было приятно узнать, что Фионуала уговорила старшую сестру выбраться в город; Падди Гилхули, он, похоже, не особенно беспокоился из-за исчезновения своей юной подружки. Не видела только Бреты. Остальных я старательно избегала, настроения разговаривать у меня не было. Нужно было подумать, что делать.

В конце концов, пребывая в дурном настроении, я решила пойти на музыкальный фестиваль, понравится мне он или нет, просто назло Робу. Решила, что если постараюсь, то смогу забыть обо всем этом. И я ходила по улицам, пока, услышав музыку, которая мне нравилась, — традиционные кельтские джиги и рилы, — не вошла в бар.

В переполненном баре было очень дымно и шумно. Посетители в большинстве своем были дружелюбные люди, пришедшие в субботний вечер в местную пивную. Молодежь толпилась у стойки, передавала кружки темного и светлого пива всем в зале. Большинство людей пришло парами, но там была небольшая группа женщин и толпа молодых людей в другом конце зала; украдкой поглядывающих на них. На какой-то жуткий миг мне показалось, будто я вижу Роба и Медб, что совершенно испортило бы для меня это место, но когда я снова взглянула в ту сторону, их не было видно.

В одном углу сидели две старушки, улыбаясь толпе. Они были крепкой породы, обе в сером, у одной седые волосы были схвачены сзади заколкой, у другой прикрыты шарфиком. Время от времени бармен, мужчина с громким дружелюбным голосом, обращался к ним: «Дорогие, еще по одной?», — старушки улыбались и кивали. Тут он отправлял кого-нибудь из рослых молодых людей к их столику с выпивкой.

В другом конце комнаты, за большим, низким столом, где в беспорядке стояли стаканчики, пустые и полные, и несколько заполненных окурками пепельниц, сидели четыре музыканта: женщина с волосами цвета воронова крыла, в черной блузке без рукавов и черных брюках, игравшая на гармонике; блондинка, небрежно одетая в майку и джинсы, с бодраном — кельтским барабаном; еще одна коротко стриженная женщина в джинсах и свитере, скрипачка; и руководитель группы, мужчина, тоже в джинсах и шерстяном свитере, игравший на флейте. Он объявлял мелодии, которые они собирались играть, по крайней мере, пытался, из-за шума в баре расслышать его могли только сидевшие поблизости, и отбивал ногой ритм по деревянному полу.

Те посетители, которые хотели слышать музыку, толпились в несколько рядов большим полукругом вокруг стола, первый ряд сидел на низких скамейках. Я стояла неподалеку от этой воодушевленной музыкой группы, когда музыканты начали играть. Первым номером была баллада в исполнении брюнетки, песня, которую, казалось, знали все, кроме меня. Голос ее был чистым, благозвучным, припев разносился над толпой, кое-кто негромко подпевал.

Через несколько минут музыканты перешли на джигу под оглушительные аплодисменты толпы, потом на рил, потом на другую джигу. Музыка становилась все быстрее и быстрее, скрипачка склонилась к инструменту, лицо ее было сосредоточенным, бодран задавал завораживающий ритм, гармоника жаловалась, ноты флейты взмывали, толпа раскачивалась, колено руководителя ходило вверх-вниз, словно поршень.

Потом в спину мне уперлось что-то твердое, хриплый голос прошептал: «Идемте со мной, иначе выстрелю». Я почувствовала, как меня вытаскивают из толпы, выталкивают в коридор, потом в выходящую в переулок дверь. Не успела я понять, что происходит, или хотя бы повернуть голову, как мне ко рту прижали тряпку, и мир почернел.

Я проснулась, или, скорее, пришла в сознание, в каком-то месте, где не было ни света, ни звука. Может быть, смерть бывает такой, подумала я, ни облаков или крыльев, ни жемчужных ворот, а с другой стороны — ни огней, ни серных дымов ада. Просто вечное небытие. С сожалением подумала обо всем, чего не сделала и не сказала, и задалась вопросом, может ли быть еще один шанс, отсрочка. Смутно подумала, нет ли где-нибудь поблизости Эмина Бирна, наоборот, жалеющего, что высказал некоторые мысли.

Однако постепенно небытие превратилось в холодную, твердую поверхность, запах сырости, позывы к тошноте, мерцание ночного неба вверху и рев ветра за пределами моей тюрьмы. А потом поблизости раздался стон.

— Роб? — воскликнула я. — Роб, это ты?

Я поднялась на четвереньки и стала шарить рукой в той стороне, где послышался этот звук. Нашла Роба в нескольких футах. Он еще не совсем очнулся, но приходил в себя. Я нашла его руку и держала ее.

— Кто здесь? — хрипло спросил он, внезапно придя в чувство.

— Я, Роб. Ты со мной.

Минуты две он молчал, и я подумала, что он снова потерял сознание.

— Представляешь, где мы? — спросил он наконец.

— Нет, — ответила я.

Роб медленно сел и застонал снова.

— Припоминаю, — заговорил он. — Бар, музыка, и ты исчезаешь в заднем коридоре: я увидел тебя лишь мельком. Это показалось странным, и я решил пойти посмотреть. И дошел только до задней двери. Наверно, их было двое. Тяжело думать, что со мной справился всего один. Должно быть, основательно потерял форму. Все дело в работе за письменным столом, которую мне поручали дома. Не иначе. Не думаешь, что это сказывается возраст, а? Видимо, это был эфир или что-то подобное, если я правильно понял за ту долю секунды, что оставалась до потери сознания. И если эта отвратительная тошнота может служить симптомом. Примитивно, но эффективно. Я сразу отключился. Должно быть, этот человек сперва лишил сознания тебя, а потом набросился на меня из-за двери. Я ничего не заметил. Определенно потерял форму.