Майнет Уолтерс - Скульпторша

— Нет, если только его не было в доме. Единственные свидетели, кто подтверждает, что Мартин находился дома, были он сам, Олив и соседка. Но она говорила это только в связи с тем, что хотела подтвердить, будто Гвен и Эмбер были еще живы в то время, когда он отправлялся на работу, то есть в половине девятого утра.

Адвокат замотал головой, отказываясь верить.

— Получается, что все свидетели врут? Но это смешно. Зачем понадобилось соседке вводить полицию в заблуждение?

Роз вздохнула.

— Я знаю, что это трудно вот так сразу взять и переварить. Мне в этом случае немного легче, поскольку у меня было много времени, когда я серьезно обдумывала эту проблему. Роберт Мартин был скрытым гомосексуалистом. Я успела посетить тот самый клуб для голубых, где он подыскивал себе партнеров. Его там знали под другим именем: он представлялся Марком Эгню. Владелец клуба узнал его по фотографии. И если в ту ночь у него был любовник, а утром он сразу отправился на работу, тогда Роберт мог оставаться в неведении относительно всего, что происходило в доме на втором этаже, и узнать об этом уже позже от полиции. — Она цинично приподняла бровь. — И ему даже не пришлось объяснять, где он был и что делал, потому что Олив посчитала, что отец был в доме, и в своем заявлении отметила, что драка с матерью завязалась только тогда, когда Мартин отправился на работу.

— Подождите секундочку, — перебил Роз адвокат, словно сейчас ему пришлось иметь дело с весьма сложной свидетельницей. — Нельзя так быстро менять свою версию. Всего минуту назад вы предполагали, будто любовник Олив ворвался в дом глухой ночью и рассчитался с Гвен. — Он пригладил волосы, стараясь собраться с мыслями. — Но, так как тело Роберта не лежало на кухне вместе с остальными, Олив догадалась, что отца вообще в тот момент не было в доме. Зачем тогда ей понадобилось уверять всех в своем заявлении, что он все-таки был дома?

— Потому что он должен был бы там находиться. Послушайте, на самом деле не так уж и важно, когда именно любовник Олив покинул ее — среди ночи или утром. Это не так существенно, если рассматривать вопрос относительно самой Олив. Машины у нее не было. Скорее всего, она здорово расстроилась оттого, что осталась одна. К тому же, она взяла выходной. Может быть, ей хотелось провести день со своим возлюбленным. Поэтому он рассчитал, что она вернется домой где-нибудь к полудню, а то и позже. Олив же подумала, что ее любовник выждал, когда отец ушел на работу, и только после этого занялся матерью и сестрой. Поэтому она и упомянула об отце в своем заявлении, это логично. Он жил и спал на первом этаже в маленькой комнатушке. Но никому из семьи и в голову не приходило, кроме, может быть, Гвен, что он мог незаметно выходить из дома по ночам, чтобы заниматься своими «голубыми» друзьями на стороне.

Дидз уже в третий раз посмотрел на часы.

— Мне все же придется вас оставить, а то дома получится нехорошо. — Он перекинул плащ через руку. — Вы еще мне не объяснили, почему соседка сказала неправду. — Они вышли из кабинета, и адвокат запер дверь на ключ.

На лестнице Роз продолжала говорить, время от времени поглядывая через плечо на собеседника.

— Я подозреваю, что в момент, когда полиция сообщила о смерти Гвен и Эмбер, ей показалось, что это сделал Роберт после того, как у него произошла ссора из-за ее мужа. — Адвокат недоверчиво фыркнул, и Роз только пожала плечами. — Соседке было известно о напряженных отношениях в семье Мартина. Она знала и о том, что Роберт проводит много времени с ее мужем, запершись в маленькой комнате на первом этаже. Она понимала, что Роберт был гомосексуалистом, а потом выяснилось, что и ее муж — тоже. Наверное, она в то время не находила себе места, пока не услышала, что Олив взяла вину на себя. Если бы выяснилось, что это сделал Роберт из-за любви к Эдварду, в округе разразился бы неслыханный скандал. Поэтому, в попытке предотвратить это, соседка и сказала, что якобы видела Гвен и Эмбер уже после того, как Эдвард отправился на работу. — Роз едва поспевала за Дидзом, быстро шагающим по коридору. — К счастью для соседки, ее утверждение никто не ставил под сомнение, потому что оно совпадало с теми же данными, которые сообщила Олив в своем заявлении. Все получилось складно.

Они вышли через огромные двери и заспешили вниз по ступенькам к тротуару.

— Слишком складно, — забормотал адвокат. — У Олив в заявлении все описано достаточно просто. Ваша версия запутана до невозможности.

— Как часто бывает с истиной, — ответила журналистка. — На самом деле все трое только описали обычное утро обычной среды. И никто не старался искусственно приглаживать факты.

— Мне нужно попасть туда, — указал Дидз. — На станцию.

— Очень хорошо, я пойду с вами. — Она едва успевала за ним, изредка переходя на бег.

— Я не понимаю только, зачем вы все это мне рассказываете, мисс Лей. Вам нужно обратиться непосредственно к нынешнему адвокату Олив, то есть к мистеру Крю.

Роз попыталась увернуться от ответа.

— Значит, вы тоже считаете, что мне удалось кое-что раскопать, и можно добиться пересмотра дела?

Он добродушно улыбнулся, и его белые зубы, казалось, засверкали на фоне темной кожи лица.

— Нет, до этого еще далеко. Вы пока находитесь в самом начале длинного пути. Обратитесь к мистеру Питеру Крю.

— Но вы ведь тоже адвокат, — не отступала Роз. — Если вам сейчас пришлось бы защищать Олив, что вам потребовалось бы для того, чтобы убедить суд в ее невиновности?

— Доказательство, что она никак не могла быть в доме в то время, когда были совершены убийства.

— Или предоставить настоящего убийцу?

— Или предоставить суду настоящего убийцу, — согласился адвокат. — Только мне кажется, что это очень не просто сделать.

— Почему нет?

— Потому что против него нет улик. Вы же предполагаете, что Олив изменила показания и взяла вину на себя. У нее получилось отлично, ей удалось убедить суд в своей виновности. — Дидз немного сбавил шаг. — Итак, если ваш предполагаемый убийца не признается полиции в совершенном и при этом докажет, что он знает то, что было известно только преступнику, считайте, что пересмотр дела Олив остается невозможным. — Он улыбнулся, извиняясь. — Мне кажется, что он не поторопится это сделать сейчас хотя бы потому, что он никогда не совершал никаких преступлений и раньше.

Роз позвонила в тюрьму из автомата на станции Холборн и попросила передать Олив, что она сегодня никак не может приехать. У журналистки создавалось впечатление, что очень скоро должно произойти что-то чрезвычайно важное, и это было связано непосредственно с Олив.

Когда Роз входила в свой подъезд, на улице смеркалось. Как ни странно, в холле царила кромешная тьма, что было совсем необычно для ее дома. Она нажала на кнопку подсветки на часах, чтобы разглядеть хоть что-то, и с вздохом облегчения убедилась, что лестница и площадка перед ней пусты. «Наверное, где-то авария, и у нас отключили электричество», — логично решила журналистка. Впрочем, в этом не было ничего странного. Сама она пребывала в дурном настроении, поэтому сейчас могли совершаться самые непредвиденные неприятности. Нащупав ключ от квартиры, Роз стала подниматься по лестнице, стараясь припомнить, остались ли у нее дома свечи. На счастье, в кухне она всегда держала одну запасную, иначе вечер мог превратиться в настоящую пытку.