Марина Серова - Все вернется

Он положил трубку.

– Игореш! Что это еще за Романовна? Я же сказала, я — ревнивая!

– Ой, да нашла к кому!.. Она ж старая, ей уже под сорок! И потом, это по работе… Но все равно, мне приятно, что ты меня ревнуешь…

Хомяков потянулся ко мне губами, но в этот момент, как нельзя более кстати, в дверь постучали. Он сразу отпрянул от меня.

– Да! — крикнул он недовольно.

Заглянула одна из тех девушек, что заходила с подругой за деньгами.

– Хомяков! Ты будешь деньги сдавать Петрову на коляску? Мы к тебе уже второй раз заходим…

– Тань, давай потом…

– Когда потом, Хомяков? Все уже сдали, ты один остался!

– Ты что, не видишь? У меня свидетель показания дает!

– Вижу я, какой у тебя свидетель, — сказала Таня, заглядывая ему через плечо.

Я встала.

– Игорь Игоревич, я, пожалуй, пойду. У вас работа, я вам мешаю…

– Хорошо, гражданка Иванова, я вам позже позвоню.

Хомяков многозначительно посмотрел на меня. Девушка, стоявшая в дверях, усмехнулась. Она-то ни на секунду не усомнилась, какие такие показания пришла сюда давать гражданка Иванова, то есть я.

– До свидания! — сказала я в пространство, ни к кому определенно не обращаясь, и вышла за дверь.

В коридоре была еще и Верка — вторая «активистка, блин». Она с многозначительной улыбкой проводила меня взглядом. Так, а Хомяков-то себя скомпрометировал! Ну, значит, так ему и надо.

Я села в машину и принялась рассуждать. Только что Игореше позвонила какая-то Романовна. Она, как я поняла, чего-то боится и хочет встретиться с Хомяковым, должно быть, он может ее как-то успокоить. Ей, со слов Хомякова, уже под сорок… А не та ли это Ангелина Романовна, главврач роддома? Может такое быть? Вполне, хотя и совпадение не исключено. Так: посижу-ка я в машине и подожду эту Романовну, она обещала подъехать… к пяти, кажется. А впрочем, время-то обеденное. Стоит перекусить где-нибудь, а то после хомяковского «хорошего» кофе у меня началась изжога. Тут, кажется, есть кафе неподалеку, вот там я и «заправлюсь».

Но едва я тронулась с места, как зазвонил мой сотовый. Дядя Сережа! Я припарковала машину у обочины и включила телефон.

– Полина, привет. Ты просила меня узнать о Зосимове.

– Да, дядя Сережа, что это за фрукт?

– А фрукт довольно интересный! Он работает патологоанатомом в городском морге.

– Вот тебе и привет!

– Да, но это еще не все. Года два тому назад он проходил по одному делу. Правда, свидетелем.

– И что за дело?

– Интересное и любопытное. В морге пропал труп. И не простой труп, а детский. Точнее, тело грудного ребенка. Лежал труп в морге, его исследовали, дали заключение о смерти, но сам труп исчез.

– Как?!

– Да вот так. Лежал, лежал — и исчез. Потерялся! Пришли родители, а выдавать им нечего.

– Неужели такое бывает?

– Еще и не такое бывает!

– И что, наш Леонид Максимович проходил только как свидетель?

– Да. Когда пропал труп, была не его смена.

– Но труп, как я понимаю, так и не нашли?

– Нет.

– Веселенькое дельце! Кому же он понадобился? Кто-то по ошибке прихватил его вместо своего умершего ребенка?

– Не знаю, работники морга давали показания, но все какие-то нелепые. Выдать его вместо какого-то другого они не могли, так как в тот момент других младенцев в морге не имелось. Так что думай, Полина! Это пока все, что мне удалось накопать интересного.

– Что ж, дядя Сережа, спасибо. Пойду работать извилинами.

Я отключилась и завела двигатель, надо было убрать машину с обочины. Я доехала до кафе, поставила машину на стоянку перед ним и вошла в зал.

Решив сочетать приятное с полезным, я поедала сочный бифштекс и обдумывала сведения, выданные мне дядей Сережей. Значит, вот с кем дружит наша Ангелина Романовна! Ну что ж, при нашем уровне медицинских услуг союз врача и патологоанатома вполне обоснован и, я бы даже сказала, закономерен. Не удивлюсь, если третьим в их банде окажется директор похоронного бюро. Это я, конечно, шучу, но в каждой шутке, как говорится, есть лишь доля шутки. Остальное — правда.

Но потерять труп младенца! Это надо ж до такого дойти! Сам собой он, понятно, исчезнуть не мог. По ошибке его тоже не забирали, дядя Сережа говорит, в то время других трупов младенцев в морге не было. Остается… Похищение!

А что — третьего, как говорится, не дано. И кому, скажите на милость, нужен труп младенца? А главное, для чего? Продали на органы? Какие там органы у только что родившегося?! А может, наоборот, самое то? Еще не успел нажить никаких болезней… Печень не отравлена алкоголем, а легкие — никотином. А причина смерти? Я не спросила дядю Сережу — почему умер ребенок? И годится ли его труп на органы?

Я набрала телефон Курбатова.

– Дядя Сережа, извините, что снова беспокою вас. Я забыла спросить, какой диагноз был поставлен тому потерявшемуся младенцу?

– Там говорилось что-то о внутриутробной гибели плода.

– То есть он родился уже мертвым?

– Похоже, так.

– А вы не знаете, такие трупы годятся на органы?

– Вот чего не знаю, того не знаю. Тебе надо об этом со специалистами поговорить.

– Хорошо. Еще раз извините и спасибо.

– Та нема за що! Звоните, мисс.

Я отключилась и продолжила трапезу.

И что мне теперь с этим делать? С новым трупиком? С одним-то я еще не разобралась, а тут второй вылез! Если так дальше пойдет… Тьфу, тьфу… Придется встретиться с каким-нибудь специалистом и проконсультироваться.

А может, не надо? Зачем мне этот трупик младенца, какое он имеет отношение к моей подружке детства Юльке? Может, и никакого. Но как-то все это странно… Опять умерший ребенок, да еще и потерявшийся! Какая-то совсем уж неприятная история, и чутье мне подсказывает, что эти два случая как-то связаны. Почему? Да потому, что один персонаж фигурирует и там и здесь — патологоанатом Зосимов! Ну не может это быть простым совпадением! А если я ухвачусь за ниточку и раскрою два преступления вместо одного?.. А это случайно не первые признаки мании величия?

Я вышла из кафе и решила поехать домой. Время у меня есть, Ариша сейчас наверняка отдыхает в своей комнате, если не ушел проведать кого-нибудь из своих многочисленных приятелей. Дед наверняка мне подскажет, как лучше поступить в такой ситуации.

Я почти угадала: Ариша был дома, он возился во дворе, элегантно сгребая лопаткой недавно выпавший легкий снежок в невысокие белые холмики. Он даже напевал что-то себе под нос, что говорило, несомненно, о его прекрасном расположении духа.

– …И если ветер, листья разметая, сгребет их всех в один ненужный ком… — мурлыкал дед, хотя сгребал он не листья, а снег.

Это был романс на стихи Есенина. Значит, у деда лирическое настроение.

– …Скажите так: что роща золотая отговорила милым языком!..