Филип Хоули - Клеймо

На другом конце причала несколько рабочих загружали на огромную баржу ящики с оборудованием. На защитных касках виднелась надпись: «Тайфанг». За ходом погрузки следили вооруженные люди.

Минутами ранее, когда три человека Кальдерона выволакивали их на берег, Люк заметил на середине реки огни грузового корабля.

Кальдерон как сквозь землю провалился, и вопрос оставался открытым: почему он до сих пор с ними не расправился?

Качински внезапно остановился.

— Мне нужно передохнуть, — сказал он. — Прямо сейчас.

Охранники помогли генетику опуститься на деревянный настил, где он с трудом отдышался. Все трое носили рубашки с нашивкой «Чеган».

Еще до прибытия на скрытый от посторонних глаз участок реки Меган в трюме шепотом рассказала про огороженную территорию за туннелем, где была в плену. Люк воспринял рассказ об одиноком и замкнутом Качински как причудливый поток сознания, как чистый вымысел, пока сам не увидел генетика.

Взгляд Качински миновал девушку и остановился на Маккене.

— Честно говоря, надеялся, что вы сюда не доберетесь.

— Уверен, вашей семье будет чем гордиться, Петр. Если б они только знали… — Люку вспомнилась жена Качински, вся в слезах и в трауре пять лет назад, на службе за упокой его души.

— Так было нужно, — ответил он.

Ни тени смущения, ни следов раскаяния в болезненном голосе.

Люк подытожил воспоминания о генетике. Больше всего в память врезалась его отрешенность от внешнего мира, погруженность в себя и в работу.

— А убийства? — спросил Люк. — Какова цель, столь важная, что оправдывает убийства?

На палубе появился азиат. Люк узнал его сразу: тот самый, что следил за ним в Лос-Анджелесе.

— Помалкивайте, — предупредил он генетика.

Качински словно не слышал.

— Не уверен, что поймете, Люк.

— А вы попробуйте.

Ученый оценивающе посмотрел на Маккену.

— Мы потратили последнюю сотню лет и бесчисленные средства на расшифровку генетического кода. И ради чего? Вместо того чтобы использовать наши знания на то, чтобы избавиться от болезней, позволяем им стать удавкой на шее человечества.

Взгляд Качински проследовал за грузовиком, выезжающим из туннеля, и вернулся к Люку.

— Возможности медицины не безграничны, а мы расточаем их на детей, которые — в лучшем мире — вообще рождаться не должны. Дети с мозгами столь убогими, что не в силах почувствовать голод. С легкими столь уродливыми, что каждый вздох — как агония, как проверка на жажду выжить. А мы? Делаем все, что в наших силах, чтобы они жили дальше. Те, кто не страдает бесплодием, продолжают передавать свою болезнь из поколения в поколение. Это просто безумие.

Меган зашевелилась, протестуя.

— Это вы нам читаете лекцию о безумии?

— Я же говорил, что вы не поймете.

Люк, надеясь заставить Качински продолжать, спросил:

— И где же выход, Петр?

— Док, вас разыгрывают, — мрачно заметил азиат. — Пойдемте. Мне нужно переправить вас на корабль.

Качински отмахнулся.

— Выход? Такие дети не имеют права рождаться. Просто не должны существовать в природе.

Люк бросил взгляд на Меган.

— Концепция проста. Важно понять, — продолжал генетик. — В той области, где я работаю, ученые пытаются восстановить ущерб от неправильных генов, и эти усилия провалились. Редкая удача приводит к методикам лечения, которые стоят целого состояния. Для большинства стран мира это невиданное расточительство.

— И поэтому вы пошли другим путем, — ехидно сказал Люк, мягко задевая самолюбие ученого.

— Да, причем напрямую. Нужно исключить ошибки природы — и все. Можно запрограммировать иммунную систему так, чтобы она отбирала и уничтожала поврежденные женские яйцеклетки и мужские сперматозоиды раньше, чем они встретятся, чтобы создать ущербного ребенка.

— Как же вы собираетесь это сделать?

Генетик принялся массировать пальцы.

— Значительная часть генома человека существует только для того, чтобы сохранить структурную целостность наших хромосом. У нас есть гены, защищающие наши же гены. Тысячи так называемых восстановительных генов, которые замещают поврежденные сегменты ДНК, строят новую ДНК. А когда не получается, дают сигнал клетке на самоуничтожение. Конечно, такие природные процессы часто несовершенны. Вот здесь и начинает работать моя теория. — В голосе Качински послышались величественные нотки. — Я обнаружил общую исходную точку процесса в репродуктивных клетках. Это ген, который присутствует только в сперматозоидах и яйцеклетках. Я называю его «ген SOS» — он принимает сигнал тревоги и дает толчок процессу восстановления-уничтожения. Только этот ген откликается на любой хромосомный дефект, независимо от причины.

— И что вы собираетесь делать с вашим открытием?

— Вопрос не в том, что я собираюсь делать, Люк. Я уже создал вакцину, которая заставляет нашу иммунную систему уничтожать гаметы с Изъяном. — Взгляд генетика просветлел. — Активизировавшись, «ген SOS» вырабатывает белок — сигнал бедствия, который запускает последовательность восстановления-уничтожения. Как и любой белок, он имеет уникальную структуру. Как только я ее определил, разработать вакцину большого труда не составило.

Люк засомневался.

— У вас есть вакцина, которая воздействует на половые органы? И вы полагаете, что люди будут выстраиваться за ней в очередь?

— Никаких очередей, — ответил старик. — Вместо меня вакцину будет вводить обычный комар.

— О Боже правый, — прошептала Меган.

Люк вспомнил, как ученый доказывал Элмеру, что для выработки вакцины можно генетически изменить железы комаров. Ведь они уже вырабатывают десятки сложных протеинов. Так почему бы и не вакцину, настаивал Качински.

— Если ваша цель — создать вакцину, генетически заложенную в комаров, то зачем надо было привлекать отца?

— Я реалист. Мир старается не отклоняться далеко от статус-кво. Идею улучшения генома человека большинство не осознает и не примет. Но малярия — это проблема, понятная каждому. Ежегодно от болезни умирает более миллиона людей, и правительства всех стран заинтересованы в прививках. Я готов преподнести им такую вакцину.

— В комаре, который несет в себе еще одну вакцину-невидимку, убивающую гаметы, — ядовито заметила Меган.

Качински пожал плечами.

— Получается, вы украли малярийную вакцину моего отца, — сказал Люк.

— Украл? — удивился он. — Едва ли. Ведь комары твоего отца — это мой троянский конь. И я очень рассчитываю на то, что мир признает заслуги Элмера, его действительно выдающийся вклад в науку. — Заметив недоумение на лице у Люка, он пояснил: — Мы не собирались присваивать открытие твоего отца. Сильно сомневаюсь, что мог бы повторить его комаров, даже если б захотел. Антигенная структура вакцины против малярии чересчур сложна. Я видоизменил готовые колонии комаров. Те самые, которые, как думал Элмер, отправлялись на испытания в Китай. Проделал дополнительную модификацию под свою вакцину, что гораздо проще. Передо мной стояла задача вырастить устойчивую, независимую колонию, которая вырабатывает обе вакцины. И вот совсем недавно цель была достигнута.