Марина Серова - Между двух мужей

– Женя, – мне позвонила тетя Мила. – Женечка, ты не могла бы сейчас заехать к Раисе?

– Это к матери… матери Вадика?

– Да.

– А что случилось?

– Да мы и сами не знаем, – голос тетушки звучал растерянно. – Она не отвечает на звонки. Илона волнуется, Капа тоже. С Капой вообще все плохо, я сейчас приготовлю обед и снова поеду к ней. А ты узнай, что с Раей, ладно, Женечка?

– Хорошо, говори адрес.

Оказалось, что Раиса живет в собственном доме с мастерской. На краю города.

– Она действительно хорошая художница?

– Насколько мне известно, она скульптор, – пояснила тетя Мила. – Для души ваяет нечто такое, черт его поймешь – авангардное, а на жизнь она зарабатывает оформлением парков и Домов культуры. Всякие там девушки с веслами, гипсовые горнисты, атлеты-физкультурники, знаешь?

– А Вадик, значит, в парке портреты рисовал?

– Да, в этом роде. Богемная, в общем, семейка. Одна Илона – администратор в киноцентре… Женя, ты потом приезжай за мной к Капе. И вместе на дачу отправимся, а то знаю я тебя – ты можешь трое суток подряд по городу мотаться, голодная и не обогретая.

– Ладно, заеду. Жди.

В лобовое стекло мягкими пульками впечаталось несколько крупных капель, они сползли вниз, оставляя после себя дрожащие прозрачные дорожки, и через минуту по крыше «Фольксвагена» уже отбивал чечетку набирающий темп дождина. Дорога занавесилась серебристой шторкой, из-под колес машины брызгало и свистело, в небесах громыхнуло раз, другой – я отключилась и остервенело заиграла кнопками, задраивая в салоне окна.

Одиноко стоявший дом с треугольной крышей отделялся от дороги мостком из гладких, блестевших под дождем бревен. Мосток перекидывался через довольно широкую канаву, в ней шевелился и уносился куда-то вниз грязный ливневый поток. Я призывно посигналила и вышла из машины, поеживаясь под дождем, – никакого движения в домике не замечалось. Из настежь распахнутых окон вывесились наружу мокрые полотнища занавесок – они были выброшены ветром и прибиты к стене дождем, и это показалось мне странным: если дом пустовал, то отчего раскрыты окна, а если хозяйка в доме – почему она не позаботилась о том, чтобы уберечь свое имущество от бушующей стихии?

После секундного раздумья я легко вскочила на мостик и зашагала по бревнам, оскальзываясь и то и дело хватаясь руками за непрочные перила. Вскоре я уже осторожно заскрипела половицами в самом доме. По всему получалось, что жилище это абсолютно лишено обитателей, причем последние покинули дом непосредственно перед моим приходом. Еще теплым был стоявший на плите в кухне вегетарианский обед, в главной комнате надрывался голосами шоуменов большущий телевизор, на дощатом полу подсыхали влажные разводы – пол только что тщательно вымыли, и ведро с грязной водой даже не успели вылить, оставив его под навесом крыльца. Обе комнаты пустовали (в самой большой на видном месте стоял портрет Вадика с пересекавшей уголок траурной лентой), на второй этаж вела прочная лестница – там, наверное, была мастерская…

Наверху я некоторое время рассматривала расставленные там и сям странные конструкции из глины и гипса, причудливо переплетенные куски арматуры – лишь в очень немногих из них можно было распознать контуры каких-то фигур и предметов, большинство же «произведений» кардинально меняли очертания в зависимости от того, под каким углом к шедевру вы становились. За шуршащей целлофановой прозрачной занавеской белела ванна – оказывается, в мастерскую был проведен водопровод, и хозяйка имела возможность после окончания работы как следует отмыть руки и тело. И, судя по всему, она занималась этим совсем недавно: занавеска еще потела конденсатом, на краю ванны лежала мочалка-рукавичка с опавшими хлопьями мыльной пены и стоял флакон шампуня с отвинченной пробкой, а на отвернутом в сторону носатом кране набухали и срывались вниз крупные капли.

Странно, очень странно! Ясно: хозяйка недавно принимала водные процедуры и даже, похоже, прервала их на полдороге, потому что, хоть она и спустила воду, но не закрыла и не поставила на место флакон с шампунем, не сполоснула мочалку, не закрутила до конца кран. И потом! На первом этаже виднелись следы влажной уборки. А ведро с грязной водой стояло на крыльце, его не выплеснули и не вымыли, что обычно делают аккуратные хозяйки. Получалась странная картина: не довершив уборку, Раиса полезла в душ? Это же нелепо, более того – подозрительно и уж совсем не вяжется с версией о том, что, не закончив купание, она опять куда-то ушла. И, наконец, последним, что меня смутило, была кучка косметических салфеток со свежими следами снятого макияжа. Зачем ей снимать грим, если она собиралась уйти? Такого не позволит себе ни одна женщина!

Куда же ее черт понес, да еще в эдакую погоду? Под таким дождем? Не заперев дом? И к тому же она ушла не больше получаса назад! Я вышла из дома и вновь оказалась на мостике. Дождь лил как сумасшедший.

От злости, что я снова упустила убийцу, я несильно пнула ногой перильце – многократно промоченное насквозь дождевыми водами, оно оказалось трухлявым и с готовностью подломилось у самого основания. Черт! От неожиданности я покачнулась, засучила ногами по перекрытию мосточка и, не удержавшись, упала на колени, а потом и на руки – два ничем не закрепленных бревнышка под моей тяжестью съехали чуть в сторону, и там, между ними, образовалась щель, в которой тускло блеснуло нечто металлическое.

Я уперлась руками в ближайшее бревно. Оно легко поддалось, и я лишь с небольшим усилием своротила его прямо в канаву. Вслед за ним с глухим стуком туда же свалилось и второе. Сделав два глубоких вздоха, я склонилась над ставшим широким просветом в настиле моста – и через секунду так и отлетела к остаткам перил, страшно визжа и прикрывая ладонями уши.

Из проема развороченного настила на меня смотрело мертвое лицо.

– Дело, скорее всего, было так, – объяснила я следователю Курочкину, явившемуся на место происшествия вскоре после того, как я вызвала милицию. – Раиса действительно принимала душ, и в это время в дом вошел убийца. Или она не видела и не слышала этого, или убийца был ей хорошо знаком. Причем настолько, я бы даже сказала, интимно хорошо знаком, что она не стала прерывать свои гигиенические процедуры. Но вот преступник убивает женщину прямо в ванне, затем спускает воду, одевает тело – вы же нашли его одетым?

Курочкин кивнул.

– …Одевает тело и волоком тащит его по лестнице, через первый этаж к канаве. В канаве беснуются ливневые потоки, они устремлены вниз, к реке, – убийца рассчитывает, что тело вскоре окажется там, и пройдет много времени, прежде чем его обнаружат, а обнаружив – не смогут точно установить дату смерти. Последнее, между прочим, доказывает, что на момент убийства Раисы алиби у преступника нет! Он сваливает труп в наполненную водой канаву, смотрит, как его уносит под мостик, и, успокоенный, спешит обратно, в дом: надо уничтожить даже тень подозрения, что Рая была убита в доме! Преступник наскоро протирает пол (приди я десятью минутами позже – разводы на полу подсохли бы, и я бы вообще ничего не заметила), машинально выносит ведро на крыльцо… и тут… что-то его спугнуло или отвлекло. Во всяком случае, он забывает и про воду, и про ведро, и скрывается…