Диана Кирсанова - Созвездие Стрельца, или Слишком много женщин

Ради этой мечты влюбленная и, чего греха таить, несмышленая еще Рита готова была пойти на все. И поэтому ни о каком путешествии с мамой и папой к Черному морю не могло быть и речи.

Вот почему, нисколько не сомневаясь и кругом чувствуя свою правоту, Рита, дождавшись, когда мамочка уйдет из дома то ли к портнихе, то ли к парикмахерше, решительно вошла в кабинет к отцу.

Алексей Дмитриевич, веселый, довольный, в распахнутой на груди рубахе, сидел за столом и что-то писал, быстро перелистывая настольный календарь.

– Папа! – сказала Рита, остановившись на пороге. – Папа, я не могу ехать с вами на море.

– Что это еще за новости? – удивился Алексей Дмитриевич и поднял на дочь усталые, красные от напряжения последних дней глаза.

– Папа, я не поеду, – твердо повторила Рита. – Я выхожу замуж.

Отец коротко хмыкнул, окинул дочку с ног до головы смешливым взглядом и вновь склонился над бумагами.

– Ладно, Ритуська. Давай договоримся: съездим в Пицунду, а потом и свадебку отгрохаем. Буквально на следующий день по возвращении, я тебе обещаю.

– Папа! – Рита чуть не плакала от того, что отец ей не верит. – Я не поеду в Пицунду, я выхожу замуж, я беременна!

Алексей Дмитриевич нахмурился. Какие-то новые нотки в голосе дочери заставили его опять поднять голову и взглянуть на Риточку уже повнимательней. И вот, воспользовавшись этой минутой, девочка, торопясь и сбиваясь от желания высказать как можно больше, рассказала своему пожилому отцу все.

Слезы и сосредоточенность на себе помешали ей видеть, как меняется лицо Алексея Дмитриевича. Тринадцатилетняя дочь первого хозяйственника в городе беременна! И от кого? От цыгана! Господи боже мой!

Такая новость и сегодня сразила бы наповал любого родителя, а его, воспитанного в самых строгих традициях…

– Воды… принеси мне воды… – тихо перебил Риту Алексей Дмитриевич. Он откинулся на спинку кресла и сунул руку под рубашку.

Рита осеклась на полуслове и бросилась на кухню за водой. Руки дрожали, кран никак не хотел открываться. Кое-как наполнив стакан, расплескивая воду, она бросилась обратно.

…Когда она прибежала в отцовский кабинет, Алексей Дмитриевич был уже мертв.

Он по-прежнему сидел в кресле, но всем телом навалившись на стол, а лицо было обращено в Ритину сторону. Не в силах сдвинуться с места, со стаканом воды в руке, девочка смотрела на бледное лицо отца, и только теперь до ее сознания начало доходить, что она сделала нечто ужасное, непоправимое…

– Инфаркт, – коротко констатировал врач кардиологической бригады, закрывая свой чемоданчик. – Картина совершенно ясная, даже вскрытия делать не нужно… Видно, уж очень много работал в последнее время Алексей Дмитриевич – сердце не выдержало.

Рита сидела в кресле с ногами, ее била крупная дрожь. Мама с окаменевшим лицом подошла к телефону. Вскоре дом заполнили какие-то люди, началась печальная суета, похороны, соболезнования…

На пятый день после того как отца опустили в могилу, Рита решила бежать из дома. Рисковать еще и здоровьем матери, рассказывая ей всю правду, она не хотела. С юношеским эгоизмом девочка рассудила, что лучше будет просто исчезнуть. Причем как можно скорее – «ее» табор, она знала, вот-вот снимется с места…

Ночью она осторожно вынула из шкатулки в комоде свое свидетельство о рождение, вскрыла копилку, запихала в портфель кое-что из вещей… На листочке, вырванном из тетрадки по геометрии, нацарапала записку: «Мама, не ищи меня… Я выхожу замуж и уезжаю путешествовать. Домой я никогда не вернусь. Мамочка, я тебя очень люблю…»

Дверной замок родной квартиры тихо защелкнулся за Ритой – как казалось, навсегда. Вскоре она уже подбегала к холму за городом. Там виднелись дрожащие огни и слышался гул приглушенных голосов – люди готовились к переезду.

– Ну прощай, моя красавица! – весело сказал Роман, заметив между вереницей машин и прицепов оробевшую Риту. – Уезжаем мы, навсегда. Больше семи лет нельзя цыганам на одном месте, земля не любит, когда ее сильно топчут… Обычай такой.

– Рома… как это – «прощай»?! – остолбенела Рита. – Я с тобой поеду, ты что?

Парень отступил на шаг:

– Да куда со мной?! У нас и места в машине нет, да и старшие не разрешат… Нельзя! Ты же не цыганского племени, кто тебя возьмет-то?

– Как это – не возьмут? Как это – не возьмут?! Я же жена твоя, Рома, я… я люблю тебя! У нас ребенок будет!

– Ну, вот еще, глупости…

Но Рита уже кричала в голос, и цеплялась за любимого, и умоляла, и угрожала, унижалась… Их быстро окружили Романовы соплеменники, женщины, мужчины, они загалдели, заспорили… Рядом с Ритой оказалась Радмила, она обняла девочку, стала ее утешать… Суматоха нарастала.

В конце концов после экстренного совещания старейшин, которые боялись, что из-за этой идиотки всех их задержит милиция («совращение малолетней» – серьезная статья, к тому же водились за табором и другие грешки), было принято решение увезти девчонку с собой. Но…

– Но замуж он тебя не возьмет, – втолковывала зареванной Рите помрачневшая Радмила. – На это ты даже не надейся, не разрешат ему на чужачке жениться… По крайней мере, пока не родишь. Если мальчишка выйдет – считай, повезло тебе…

К утру Рита вместе с табором была на дороге в соседний город. Через несколько дней на новом месте уже вырос цыганский городок. Девочка стала жить вместе с семьей Радмилы – вдевятером в одной дощатой времянке… Рите и Роману отвели угол за занавеской. Романтика и мечты стали очень быстро испаряться из Ритиной головки.

На нее и Радмилу легли все заботы по дому. Девочке пришлось очень быстро усвоить истинные, а не книжные, цыганские нравы и обычаи.

Прежде всего, несмотря на то, что большинство таборных мужчин проводили время в ничегонеделании, именно муж считался в доме хозяином и властелином. Для Риты это было открытие. Никакой из его поступков, даже самый паскудный, женщины не вправе были обсуждать. Риточке, выросшей в атмосфере родительской любви и взаимного уважения друг к другу, осознавать свое унизительное положение было особенно больно.

Женское тело считалось у цыган чем-то грязным, нечистым. Поэтому все, до чего касались не прикрытые передником юбки Риты, Радмилы и других соплеменниц, автоматически становилось оскверненным и опоганенным. Любую утварь, даже дорогую, полагалось в этом случае выбросить или продать не цыганам. Цыганкам, а с ними и Рите, запрещалось переступать через любую вещь, которая оказывалась на полу, даже через лежащую на дороге палку… Она не могла перейти ручей, из которого брали воду для питья…

Все дети в таборе были профессиональными попрошайками, женщины – гадалками и воровками.

– Грамота голову соблазнами наполняет, от дела уводит! – поговаривал цыганский барон, которого Рита боялась как черта.