Диана Кирсанова - Созвездие Весов, или Рыцарь падшей королевы

Зачем я читал это? На что я надеялся? Не знаю. Но во всем, что занимало меня в жизни, будь это занятия моей любимой историей, или чтение книг, или прогулки по спящим лесам и паркам Подмосковья, куда гнала меня глухая тоска, как одинокого волка гонит из лесу желание найти свое последнее прибежище среди живых существ – во всем этом была Аня, Аня, Аня…

– Лешенька, тебе надо жениться. Вот увидишь. Женишься – и все пройдет. Будут дети. Семья. Все твое, настоящее. Понимаешь?

Я не понимал. Но и не перечил ей, когда она сперва привела (привела ко мне, но я смотрел только на Аню!) свою коллегу. «Наталья», – представилась она мне, и мы пили чай, а потом я провожал ее и вернулся домой, где впервые за столько месяцев меня ждала Аня, и слушал, как Анюта уговаривает меня жениться: «Честное слово, Лешенька, она прекрасная женщина, а тебе давно пора создать семью!» – и кажется, соглашался, потому что мне было все равно, о чем говорить, ведь думал я только об одном – как не похожа эта Наталья на мою Аню…

Я женился и был неплохим мужем – в первую очередь потому, что до собственной жены мне не было ровным счетом никакого дела. Я был вежлив, исполнителен, спокоен, неприхотлив в еде и одежде. А она безумно хотела детей. Она – моя жена – была просто одержима этой мыслью. И самое странное – чего я никак не мог понять, – она отчаянно хотела ребенка именно потому, что не могла его иметь!

Подробностей я не знаю, у нее была какая-то врожденная патология. Но однажды жена пришла к мысли – и, наткнувшись на эту мысль, она больше не отходила от нее ни на минуту, – что можно заиметь ребенка от другой женщины.

Когда Наталья предложила мне это, я согласился. Согласился именно потому, что мне было все равно. А она, сияя счастьем, которого я никак не мог понять, обняла меня, расцеловала и, приблизив свои глаза к моим, сказала весело и таинственно, как говорят детям о том, что их ожидает большой подарок:

– Лешка, а еще знаешь что? Только, чур, это секрет! Я отнесла Анькину фотографию в одну серьезную брачную контору. Тише! Не возражай! Она скромная, я знаю! Сама никогда этого не сделает. А ведь ей уже за тридцать, Леш! Она тоже мечтает о детях, мне это известно. Мы поможем ей найти свое счастье, правда? Это будет только справедливо, ведь оба мы с тобой так счастливы, а скоро станем и еще счастливее!

Трудно описать, что сделалось со мною, когда я услышал от нее эти подлые слова. Огромным усилием воли я смог удержать себя в руках.

Но в ту же ночь, лежа без сна на своей подушке, в полуметре от чужого, отталкивающего тела моей жены, я разработал этот план, который вы так быстро разгадали.

Я вступил в связь со смешной девушкой по имени Кира, назвавшись Борисом. Я выманивал у нее письма, адресованные моей сестре, я отвечал на эти письма, я приглашал «кавалеров» на свидание… и убивал их.

Я едва не убил саму Киру, потому что страшно боялся, что этот ребенок, которого она носит, вне зависимости от того, в чьи руки он потом попадет, был бы все-таки частичкой меня, а я не хотел, чтобы где-то на этой Земле оставалось и жило мое продолжение!

На моей совести три жизни и один неродившийся младенец – это не страшно. Но эти три жизни разлучат меня с моей Аней – вот что трогает меня больше всего.

В сущности, это единственное, что еще имеет для меня значение…»

– Дилетанты всегда плохо кончают, и в вашем случае это не исключение, – сказал капитан Волков, когда освобожденные от скотча и веревок Арька с Валькой предстали перед ним и он с усмешкой оглядывал их потрепанные физиономии. – Зачем вы полезли в этот сарай? Кто вас просил? Ведь дом и сарай были под наблюдением, мы готовились вот-вот взять убийцу. Если бы не вы, это случилось бы раньше. А так пришлось на неопределенное время приостановить операцию.

– Вы что, сразу поняли, что во всем виноват именно этот? Алексей Березнев, – спросила Арька, намеренно не отвечая на прямо поставленный вопрос и глядя на Волкова с некоторым вызовом.

– Конечно… конечно, нет, – ответил он добродушно.

– А как же тогда?

– Ваше любопытство, Ариадна Максимовна, уже сослужило вам дурную службу. А вдруг будет еще хуже – не боитесь?

– Нет, – мотнула она головой. – Так как же?

– Ну, во-первых, меня насторожили его ботинки.

– Ботинки?

– Да. Когда Алексей Березнев пришел в квартиру подозреваемой, на нем были чистые, сверкающие ботинки. А к подъезду нужно было идти по непролазной грязи – ведь кругом продолжалась стройка. Значит, он не «только что подъехал», как заявил нам, а сразу после убийства таился в подъезде, выжидал и, может быть, от нечего делать почистил свои ботинки.

– Так… ясно… а во-вторых?

– А во-вторых, следы от его автомобиля. Вокруг дома Березневой идет стройка, там много грязи, щебня, глины. Эксперты без труда установили, что машина Алексея простояла там несколько часов, хотя, опять же, он уверял, что «только что подъехал».

– Есть что-нибудь и «в-третьих»?

– Много чего есть. Например, отсутствие алиби: Березнев вовсе не сидел в библиотеке в то время, когда совершалось убийство, и это подтверждается показаниями работников Ленинки, сверенными со списком посетителей. Ну и так далее. А самое главное – когда случилось второе убийство, заговорила подозреваемая. Заговорила всего несколько часов назад. Не сразу, не сразу. Она долго думала. Но потом решилась-таки высказать свои подозрения. Словом, мы давно взяли Алексея Березнева в оперативную разработку. И, кстати, заговори она раньше, третьей трагедии можно было бы избежать. Свою жену, Наталью, он убил за два часа перед тем, как мы начали штурм. «Казнил», как выразился убийца. Посчитал, что она во всем виновата, потому что с ее слов все и началось.

– Ах вот как… так просто… – разочарованно протянула Арина.

– Да, должен сказать и еще кое-что. Ваш папа, Ариадна Максимовна…

– Мой отец?! Что он?

– Незадолго до того, как мы решили брать преступника, он позвонил нам и напомнил про одну фразу, которую слышал от Березнева в вашем, Ариадна Максимовна, пересказе. Преступник сказал ее в тот день, когда я допрашивал вас всех вместе в квартире подозреваемой. Вы помните эту фразу?

– Всего какую-то одну? Нет, конечно!

– Вот она: « Пока я сюда ехал, – сказал Березнев как бы между прочим , – стало совсем темно. Еще и поплутал немного – пока в этой темени сориентировался, хорошо, луна взошла, хотя серп и не яркий, а все же я сумел разглядеть нужную дорогу…»

– И что?

– Ваш отец указал нам, что эта его фраза, сказанная в присутствии четырех свидетелей, тоже является серьезной уликой. И знаете, почему?

– ?

– Потому что старый серп луны бывает виден утром, а не вечером. Если серп виден вечером, то он увеличивается, а не уменьшается. А если вечером луна восходит, то она просто обязана быть… полной! Это значит, что к подъезду, где произошло убийство, Алексей Березнев подъехал не в полночь, как он утверждает, а гораздо раньше. Скорее всего – поздним вечером. То есть тогда, когда в этом подъезде и убили Соломона Фридмана.