Александр Скрягин - Тайная геометрия

Правда, надо сказать, что, видимо, какой-то главный секрет не любившая Ефима супруга Лисаверта майору, все-таки, не сообщила. Такой вывод он сделал потому, что сам несколько раз готовил мясо по рецепту Людмилы Александровны. Получалось не плохо. Но все же, надо быть честным перед собой, у супруги генерального директора баранина с овощами выходила вкуснее.

Не подвели кулинарные секреты Лису-Алису и на этот раз.

Не баранина вышла – награда за выдавшийся нелегкий день и воспоминание в грядущей старости.

После чая со свежим сливовым вареньем гости директорского дома, не сговариваясь, заспешили. Ефим с пресс-секретарем по своим причинам. Доцент Николаев – по своим.

Поблагодарив хозяйку, они поднялись и стали прощаться.

– А ты чего сказать-то хотел, Василий Иванович? – задержал руку Николаева хозяин дома.

– А, да! – ударил себя по лбу шаман Тамбуту. – Я вот, что вам хотел сказать, Илья Сергеевич. Я в краю Ульгена одного твоего человека встречал. Несколько раз встречал. Не очень хорошими он там делами занимается. Я бы даже сказал, совсем плохими. Хочу, что бы вы, знали: опасный человек рядом с вами, Илья Сергеевич.

– Где ты его встречал, Василий Иванович? Я не понял? – нахмурил лоб Лисоверт.

– Ну… – запнулся Василий и спрятал глаза в плотные мешочки – На земле Ульгена.

Директор сурово посмотрел на доцента Николаева через стекляшки своих очков и строгим преподавательским голосом произнес:

– Я, Василий Иванович, твоей шаманской-тарабарской терминологии не понимаю. Нормальным языком говори. Научно-материалистическим. Ты же не только шаманствуешь у себя в тайге, ты же в классическом университете математику преподаешь. Доцент, все-таки. Кандидат наук!

Доцент Николаев сжался, словно студент, неудачно начавший отвечать на экзамене.

– Извините, Илья Сергеевич! – высокий рост Василия Тимбуту, как будто, даже несколько сократился. – Виноват, Илья Сергеевич! Больше не повторится, Илья Сергеевич! Я хотел сказать, что встречал одного из ваших подчиненных на траекториях движения, возможных только с учетом четвертого измерения пространства. В компании людей, не вызывающих доверия. Причем, именно он вел этих людей по данным траекториям. Они шли за ним вслепую. В последний раз в руках у них была такая большая брезентовая сумка… Я знаю, в таких инкассаторы деньги возят.

– Да? – в упор посмотрел на шамана доктор наук.

– Да, – твердо произнес Николаев.

– Этот человек двигался по маршрутам возможным, если человек видит четвертое измерение пространства? – спросил Лисоверт.

– Так, – кивнул шаман сойтов.

Илья Сергеевич постучал пальцами по столу.

– Хорошо, – сказал он, – ну, а кто этот человек?

Шаман опустил голову.

– А вот этого я не могу вам казать, Илья Сергеевич. Те, кто встречается в стране Ульгена, не могут называть имена друг друга обычным людям. Ульген рассердится и накажет. Дара лишит или в подземное царство пошлет. А мне еще рано в подземное царство. Мне для сойтов еще много всего сделать нужно. А то погибнут они без меня, – совсем тихо закончил он.

Генеральный директор «Топологии» отвернулся к сиреневому кусту и с досадой махнул ладонью:

– Ну, опять начал свои шаманские штуки!..

Тимбуту слегка развел руки в стороны.

– Ульген – имя человека, что на его полях встретился, называть запрещает. Ульген – про лицо и тело этого странника говорить запрещает. Но про одежду путника Ульген говорить не запрещает.

– И что это значит? – повернул голову к шаману хозяин дома.

Его взгляд прямо-таки полыхнул поверх очковых стекляшек. И майор вдруг понял две вещи. Первая: генеральный директор не страдает ни близорукостью, ни дальнозоркостью. И второе. Илья Сергеевич не может не носить очки. Потому что иначе исходящие из его глаза рентгеновские лучи не просто будут пронизывать людей насквозь, но, возможно, даже немного облучать. Заботясь об окружающих, Лисоверт и прикрыл свои глаза специальными линзами.

– Это значит, – ответил доцент Николаев, – если я скажу, что в последний раз, когда я встретил в полях Ульгена твоего человека, на нем была такая красивая шляпа, совсем белая, то я слово Ульгена не нарушу. Ульген не рассердится. И оставит меня с моим народом.

– Белая шляпа? – громко переспросил майор Мимикьянов.

– Да, красивая белая шляпа, – отчетливо произнес Тамбуту. – Прямо, как в кино.

Болеро Мориса Равеля подошло к своему финалу и неслышно разразилось режущими ухо, диссонирующими аккордами.

Похожими на гром.

На взрыв.

На обвал.

Георгий Иванович Пигот был, в принципе, доволен.

Никаких претензий по результатам оперативной проверки, проведенной майором Мимикьяновым в связи с фактом проникновения неизвестных лиц в научно-производственное объединение «Топология», он не высказал.

Конечно, пребывание уголовников на чердаке режимного здания – вещь для отдела по защите государственной тайны на объектах промышленности и науки – факт малоприятный.

Но, в конце концов, уголовники – это не агенты зарубежной спецслужбы. За них Москва особенно свирепствовать не станет, и требовать крови не будет. Пусть уголовниками доблестная милиция занимается. Тем более, что столичное начальство и само понимает, что тертые и битые уголовники способны иногда проникнуть в такие места, где сто раз застрянут кадровые разведчики со всей их особой подготовкой, спецоборудованием и щедрым государственным финансированием.

На осторожное замечание Ефима, что Окунь с подручным никак не могли попасть на крышу «Топологии» с крыши торгового центра «Наш дом» потому что стальные растяжки, по которым они якобы это сделали, за неделю до этого были спилены на глазах самого майора, Пигот сказал:

– А, чего нам с тобой, Ефим Алексеевич, за милицейского следователя работать? Пусть сам думает, чтобы в следственном деле концы с концами сходились, и в суде оно не развалилось. С такими уликами, как деньги и инкассаторская сумка, да еще с добровольным признанием, – не развалится, не беспокойся, Ефим Алексеевич! Может быть, они не по стальным растяжкам перебирались с крыши на крышу, а, допустим, канат, перебросили, а? – предположил подполковник.

Разумеется, майора Мимикьянова не слишком волновали результаты следствия по делу ограбления инкассаторов в торговом центре «Наш дом», а также судьба уголовников Телепеня и Ларкина.

Его не отпускало другое.

Как человек с не плохой научной подготовкой он, разумеется, понимал: человек видит окружающий мир не прозрачным глазным хрусталиком и зрительными клетками на поверхности глазного дна. Человек – видит мозгом. Именно этот спрятанный в черепной коробке сверхсложный компьютер составляет из поступающей в него информации ту или иную картину мира. Всегда – мира в трех измерениях.